В истории России существует временной период, который мало кто замечает. Вернее так: замечают и испытывают всю гамму подобающих чувств. Просто до появления НИИ Иллюстра оно не было описано и названо. Представляем вам результат наблюдений наших уважаемых ученых.
Описываемый период охватывает срок примерно с начала 1920-х по конец 1940-х. В разных частях страны он проявлялся с разной силой, где-то сохранялся и дольше указанного промежутка. Ради экспрессии назовем его «Советской долиной».
Эффект «зловещей долины» — явление, основанное на гипотезе, сформулированной японским учёным-робототехником и инженером Масахиро Мори. Она подразумевает, что робот или другой объект, выглядящий или действующий примерно как человек (но не точно так, как настоящий) вызывает неприязнь и отвращение у людей-наблюдателей.
Заключается феномен в следующем: вы смотрите на СССР — новое революционное государство, которое покончит с застарелыми традициями, родит новое искусство и освободит человека. Но видите почти ту же Россию, какой она была в 1910-х. Почти и не совсем — здесь очень важные слова. Именно из-за «почти» долина существует.
В отличие от наряда Золушки, материальная культура не изменяется в одно мгновение. Когда Российская империя «слиняла», она на самом деле еще долго сохраняла яркие цвета. Хорошо, не совсем яркие. Все равно сохраняла. Некоторые. Сейчас мы вам докажем!
Частью идейной программы новой власти было изменение внешнего облика всего, что можно изменить в «старом мире», чтобы построить «мир новый». Очень амбициозная задача, которая, очевидно, не по силам никому, но настоящего фанатика такие глупости не остановят.
Что должно было быть замещено полностью или частично? В Иллюстре мы касаемся только визуальной культуры. Итак, примерный список: архитектура, включая интерьер, живопись, графика, азбука, кино. Одной из главных идей перемен было «избавление от буржуазности», которое касалось любого оформления. Буржуазным объявлялось что угодно. Решение могло зависеть в том числе от личных взглядов и отношения человека, который принимал решение отказать, снести, либо «указать товарищу на заблуждения».
Естественный ход вещей и инерция довольно сильны. Мощное государство за долгий срок может перемолоть в муку любую культуру, но время, отведенное первым советским пассионариям, было коротким. К концу двадцатых вражеских голов для сталинских ударов осталось совсем мало, и бить начали преимущественно по своим. Конструктивисты и другая творческая интеллигенция были прогрессивны, смелы и слишком свободны для тоталитарного режима. Да, они заняли свои места исключительно благодаря политическим репрессиям и исходу старой русской интеллигенции. Но себя-то на месте отмененных и стоящих перед закрытыми дверями никак не видели. Эти люди были полны сил, инициативны. А инициативы диктатура не терпит. Она потерпит нечто, одетое в одежды консерватизма, привычное и обычное. Так надежнее.
Поэтому перестройка «старой и неправильной» России в «прогрессивный и правильный» СССР в одних сферах замедлилась, в других приостановилась, а в третьих и не начиналась. Хороший пример последнего — частное жилье. В деревне вплоть до 90-х строили точно такие же дома, какими можно любоваться на фотографиях Прокудина-Горского.
И не только в деревне. Деревянная архитектура города ничем не отличалась. Гляньте сегодня на любой из еще сохранившихся городов вроде Суздаля и Костромы. Конструктивистской антиутопии вы в них тоже не найдете. Зато вперемешку со зданиями XIX века будут в наличии сталинки. Как бы это ни было неприятно некоторым нелюбителям всего советского, сталинская архитектура частично продолжает дореволюционные традиции. Она создавалась архитекторами старой прогрессивной школы. Действительно радикальные перемены начались после войны, в которой погибла значительная часть русской архитектуры. Восстановление городов шло как при Сталине с его вкусами, так и при Хрущеве, который возродил идею «ничего лишнего», где лишней оказалась красота, которую чудом сохраняла прихоть диктатора с диких гор.
Нашим читателям уже известно, что в России вывески были повсюду. Их было даже слишком много. Приход социализма сделал культуру вывески несколько беднее, но внешне сами вывески нисколько не изменил. Если не считать орфографии и характерных названий, то невозможно отличить вывески двадцатых, тридцатых и сороковых. Все форматы остались прежними, материалы тоже не изменились. Разве что стало меньше чугунного литья. Оно и до советов было редкостью из-за относительной сложности и дороговизны.
Другая ультраконсервативная вещь — книга. В своей основе книга не менялась с тех пор, как придумали блок со страницами. Открыв книгу XII века мы легко поймем, где основной текст, где начала и концы разделов, возможно, найдем иллюстрации, которые тоже будут размещены знакомым образом. Революционные футуристы и конструктивисты старались как могли. Они сделали много, но по большому счету только коснулись поверхности. Средняя книга в СССР была обязана своим оформлением скорее словолитне Бертгольда или мирискусникам, чем Чехонину и Телингатеру.
Кричащие иллюстрации, с которыми обычно ассоциируют ранний советский плакат, тоже довольно быстро успокоились и смирились с ритмом жизни и реальными задачами оформителя. Даже рекламе далеко не всегда нужны такие образы, какие рисовал Маяковский или другие безымянные советские художники. Тем более, что они не годятся для оформления классической литературы. Что касается научных изданий, то они остались нерушимой стеной, потому что либо не существовали вообще, либо выходили с картинками, которые выполняли свою работу, а не воплощали эстетические идеалы тусовки.
Возможно, у читателя сложилось впечатление, что мы нарисовали радужную картину. Революционная волна разбилась о насущные потребности и материальные ограничения. Не все было разрушено. Ура! Действительно, стоит порадоваться: мы многое потеряли, но немало и сохранилось. Но вернемся к главной теме этой заметки. теперь вы видите, как много внешнего сохранялось от России. До прихода немцев и новой волны модернизма улицы СССР были мало отличимы от улиц Российской империи. По ним ездили закупленные еще при старой власти автомобили, люди поступали в старые университеты, где учились искусству у старых учителей или их учеников. Книги набирались шрифтами, отлитыми в старых частных словолитнях. Из них только выкинули несколько литер. Вроде не так много изменилось, но: «объект, выглядящий или действующий примерно как человек (но не точно так, как настоящий), вызывает неприязнь и отвращение у людей».
