Сибирский сепаратизм: от Комуча до Памира

Сибирский сепаратизм: от Комуча до Памира

В первой части нашего рассказа о перипетиях сибирского сепаратизма мы узнали, кто же был злым демоном независимой Сибири и как еврей из Одессы стал премьером Сибирской республики. Но эта история не закончилась после бегства Пети Маленького во Владивосток.

К 2020 году для рассуждений об исторических судьбах империй общим является утверждение о том, что эти самые империи в кризисную годину имеют неприятное свойство распадаться на множество мелких осколков. Данный феномен неоднократно пытались осмыслить самые разные публицисты, учёные и писатели. О гибели и распаде империй были написаны многие и многие тома. Но людям, которым довелось становиться свидетелями подобных событий, чужое послезнание никогда не помогало.

Хуже всего было тем, кто стал свидетелем первой масштабной гибели империй 1918-1921 годов — подобного исторического опыта не имело ни одно государство Европы, представить себе распад могущественной державы на множество мелких частей можно было лишь обратившись вглубь веков, ко временам Византии и Рима. Так что нет ничего удивительного в том, что сон имперского разума порождал сепаратистских химер.

Одной из таких химер оказалась независимая Сибирь. Ее история началась на подпольном съезде Всесибирской областной думы в Томске, где проэсэровски настроенная группа подпольщиков провозгласила независимость Сибири. Премьер-министром стал эсэр Пётр Дербер, он же Петя Маленький, но это независимое правительство не добилось никаких успехов. Чтобы оценить его эффективность и реальность, достаточно сказать, что отдельные министры данного правительства узнавали о своих назначениях спустя полгода после его возникновения.

В итоге Дербер бежал во Владивосток, опасаясь преследования со стороны красных, а Сибирь, после массового свержения власти большевиков, стала опорой для новых политических сил.

Советская историография всегда преподносила белогвардейцев как некую монолитную военно-политическую организацию, одержимую идеями реставрации в России монархической власти. Некоторые советские историки даже делали робкий шаг в сторону правды, говоря о том, что для своей борьбы белогвардейцы использовали лозунги созыва Учредительного собрания, дабы привлечь на свою сторону либерально-демократическую интеллигенцию.

Распад СССР не очень сильно повлиял на сложившуюся точку зрения в массовом сознании россиян. По-прежнему белогвардейщина ассоциировалась и ассоциируется с некими промонархическими взглядами, хотя, изначально белая борьба начиналась под лозунгами защиты революционных завоеваний.

После того, как в январе 1918 года большевики разогнали Учредительное собрание, успевшее провозгласить Россию демократической федеративной республикой, некоторые члены «учредилки» бежали от советской власти на восток.

В июне 1918 года в Самаре под предводительством эсэра Владимира Казимировича Вольского было сформирован Комитет членов Всероссийского Учредительного собрания, известный больше как Комуч. Именно Комуч и стал первым антибольшевистским правительством России. В своей риторике члены Комуча взывали к необходимости защитить завоевания Февральской революции от большевистского переворота, который, как заявлялось, мостит дорогу открытой контрреволюции.

Под красными революционными знамёнами подчинённые Комучу части русской армии, отказавшиеся от погон в пользу нарукавных знаков различия, шли в бой с красногвардейцами. Если для большевиков гимном был «Интернационал», то для их революционно-республиканских оппонентов гимном стала переведённая на русский язык «Марсельеза».

Конечно, это отдельная тема для разговора, но, безусловно, есть некая ирония судьбы в том, что первые антибольшевистские формирования возникали для защиты революционных завоеваний Февраля. События октября 1917 года воспринимались как большевистская контрреволюция, а главной целью антикоммунистической борьбы считалось восстановление Учредительного собрания. Лишь проигрыш белых в Гражданской войне позволил большевикам перевесить ярлык «контрреволюционеров» с себя на них.

Стоит заметить, что риторику членов Комуча разделяли местные эсэровские власти на Русском Севере, в Сибири и на Дальнем Востоке. После всех бурных событий 1917 года Учредительное собрание обладало неоспоримой легитимностью в глазах оставшихся от февралистов региональных властей. Во-первых, оно было избрано населением «свободной» России. Во-вторых, большинство мест в нём занимали те же эсэры, что управляли российскими регионами в качестве членов губернских дум, комитетов общественной безопасности и революционных комиссариатов.

Именно выходец из этой эсэровско-региональной элиты и стал вторым премьер-министром независимой Сибири. Знакомьтесь — Пётр Васильевич Вологодский.

Пожалуй, стоит сразу отметить, что, вопреки благовидной внешности типичного русского интеллигента начала ХХ века, Вологодский был обладателем невероятно авантюрной и захватывающей биографии.

В ноябре 1918 года Вологодский признал власть Колчака и прекратил существование независимого Сибирского правительства. В дальнейшем Вологодский был премьером колчаковского правительства, после поражения адмирала стал эмигрантом, но все эти темы выходят за рамки нашего рассказа. Пока что важнее всего то, что на протяжении целых четырёх месяцев существовала формально независимая Сибирская республика. Очередным главой очередного правительства очередной Сибирской республики и был Пётр Васильевич Вологодский.

В отличие от Петра Дербера, Вологодский был уроженцем Сибири. Он родился в 1863 году в Енисейской губернии в семье священника. Отцовских денег и умственных способностей Вологодского-младшего оказалось достаточно, дабы тот смог окончить Томскую мужскую гимназию и поступить на юридический факультет Санкт-Петербургского университета.

Если поколением ранее Ядринцев и компания, учась в Петербурге, проникались сепаратистскими идеями, то Вологодский пал жертвой обаяния революционного социализма. По этой причине он был в 1887 году исключён из университета за “неодобрительное поведение” и выслан в Томск. В дальнейшем ему удалось экстерном сдать экзамены на юридическом факультете Харьковского университета. С момента своего принудительного возвращения в Сибирь, Пётр Вологодский работал в судебных учреждениях, а с момента введения судебных уставов в Сибири в 1897 году (судебная реформа Александра II вступала в силу на огромной территории империи постепенно, но не сразу) Пётр Вологодский стал адвокатом.

Естественно, что сочувствующий революционерам и успевший стать масоном присяжный поверенный был активен именно при проведении политических процессов. Вологодский обвинял черносотенные организации Сибири в подготовке томского погрома 1905 года и защищал в суде пострадавших при погроме. Тогда же, в годы первой русской революции, Вологодский стал активистом областнического движения и стал создателем томской организации эсэров.

В марте 1917 года имевший славу оппозиционного адвоката, журналиста и редактора газет «Сибирский вестник» и «Сибирская жизнь», Вологодский стал одним из трёх членов губернского комиссариата по управлению Томской губернией. Именно за счёт Февральской революции Вологодский получил первый в своей жизни опыт государственного управления, и события октября 1917 года были для него контрреволюцией, лишавшей его власти.

Лишь в июле 1918 года Вологодский узнал, что члены подпольной Сибирской областной думы избрали его министром иностранных дел независимой Сибири. Так как о своём назначении Вологодский узнал спустя полгода, то воспринял его со скептицизмом и иронией, о чём он и писал в своих дневниках. Впрочем, в тех же дневниках Вологодский писал, что был приятно удивлён тем, что его кандидатуру делегировали не только эсэры, но и представители сибирской интеллигенции и кооперативного движения.

Поняв, что у него может быть некая поддержка, Вологодский сам решил стать премьер-министром Сибири.

30 июня 1918 года Вологодский возглавил Временное Сибирское правительство. Создание Вологодским собственного правительства Сибири в Омске было воспринято Дербером во Владивостоке как государственный переворот. Владивосток и Омск обменивались взаимоисключающими заявлениями, обвиняя друг друга во всех грехах. Но, в итоге, общего признания добился именно Вологодский, поставив часть Сибири под свой контроль. Дербер же остался королём без королевства.

Причины были просты. Дербер и его министры, в массе своей, стояли на левоэсэровских позициях, которые воспринимались как пробольшевистские. Никто в Сибири после свержения советской власти чехословаками не хотел поддерживать Дербера, опасаясь возвращения советской власти. Вологодский же сумел договориться и с чехословаками, и с военными в Сибири, и с членами Комуча. По этой причине именно омское правительство Вологодского и породило четырёхмесячный феномен Сибирской республики.

4 июля 1918 года, — учитывая любовь «старых» сибирских областников к истории США остаётся лишь воскликнуть: «Какое совпадение!», — правительство Вологодского выпустило декларацию «О государственной самостоятельности Сибири», где были и такие строки:

«Принимая во внимание, что российской государственности как таковой уже не существует… Временное Сибирское правительство торжественно объявляет во всеобщее сведение, что ныне оно вместе с Сибирской областной думой является ответственным за судьбы Сибири… а также заявляет, что отныне никакая иная власть… не может действовать на территории Сибири.»

Западными границами Сибири объявлялись реки Печора, Кама, Чусовая и Уфа. Через два дня после публикации декларации, подконтрольные Сибирскому правительству войска соединились с самарско-златоустовской группировкой войск Комуч. Следующие несколько месяцев прошли в непростых переговорах между представителями Комуч и Временного Сибирского правительства (ВСП).

Создать единую политическую власть не удалось. Лишь стараниями членов Французской военной миссии в Сибири удалось добиться подчинения Сибирской армии и Народной армии Комуч Чехословацкому корпусу. Как это ни смешно, но слабо беспокоившееся о государственном единстве России французы и чехословаки, преследовавшие свои цели (победа над Германией и возвращение домой, соответственно), сыграли против сибирского сепаратизма. Единое командование примирило бойцов армий Комуч и ВСП, напомнив им, что когда-то они вместе служили в русской императорской армии.

23 сентября 1918 года в Уфе было провозглашено создание Директории — Временного Всероссийского правительства, которое должно было объединить Комуч, воевавший под красным знаменем, с Сибирью, воевавшей под бело-зелёными стягами. Военным и морским министром Директории стал Александр Васильевич Колчак.

Он же стал главой этого правительства после того, как 18 ноября 1918 года в Омске казаками были арестованы наиболее левые члены Временного Всероссийского правительства. В тот же день ВСП объявило о самороспуске и подчинении Колчаку. Вологодский стал первым колчаковским премьер-министром, а история Сибирской республики закончилась.

Этой республике даже удалось создать собственную армию, в которой были сильны областнические и сепаратистские настроения. Именно из рядов этой армии вышел «мужицкий генерал» Анатолий Пепеляев, чей брат Виктор стал последним колчаковским премьер-министром. Пепеляев-генерал никогда не отказывался от бело-зелёной символики независимой Сибири для своей армии и имел репутацию сепаратиста, но тот же Пепеляев руководил последними значимыми боевыми действиями против большевиков на Дальнем Востоке — так называемым Якутским походом 1921-1923 годов, в ходе которого подчинённые Анатолию Пепеляеву белые части противостояли красноармейцам в Якутии.

Идеи сибирской независимости в годы Гражданской войны были популярны у некоторых, но не у большинства. Но почему же?

Скорее всего, дело в том, что колчаковские идеи борьбы за единую и неделимую Россию были привычнее и понятнее, нежели борьба за иллюзорную Сибирскую республику. Бежавшие в Сибирь и на Дальний Восток могли засвидетельствовать, что большевики никогда не признают независимую Сибирь и попробуют её уничтожить. Эти же люди не только своими рассказами, но и действиями меняли общественно-политические настроения в Сибири.

Наблюдая крайне сомнительное, с точки зрения союзнических обязательств, поведение иностранных держав по отношению к Колчаку, среди населения белой Сибири стали шириться слухи о том, что независимости Сибири хотят добиться, в первую очередь, японцы, которым нужна новая колония.

В конце концов, не стоит забывать, что в революционные годы жизнь менялась так часто и так стремительно, что ни одну идею нельзя было считать вечной и способной однозначно сбыться.

После победы большевиков идеи сибирской независимости стали восприниматься как контрреволюционные, поддерживаемые имперским правительством Японии. Одержимые зудом национально-автономистского строительства, большевики не торопились провозглашать автономные и союзные республики на территории современных Сибири и Дальнего Востока, опасаясь того, что их автономия может быть использована в контрреволюционных целях. Единственная в регионе АССР — Якутская, была создана как способ подавления «мелкобуржуазно-эсэровского тунгусского (эвенкийского) сепаратизма».

Однако, в советское время нашлись люди, которые хотели сделать Сибирь независимой. Если в 1850е-1860е годы такими людьми были студенты-сибиряки, учившиеся в столичных вузах, то в 1920х-1930х главными радетелями сибирской независимости стали молодые советские поэты и писатели.

А выбрали они для себя максимально романтичное название: литературная группа «Памир».

В 1928 году, в Новосибирске, по инициативе поэта и писателя Николая Ивановича Анова возникла группа «Памир». Предполагалась, что она станет идейным противовесом совершенно новосибирской ультралевой литературной группе «Настоящее».

Как позднее рассказывали на допросах члены «Памира», их конечной целью была независимость Сибири. И действительно, входившие в группу поэты и писатели, — упомянутый Анов, Леонид Мартынов, Иван Ерошин, Сергей Марков и Николай Феоктистов, — не стеснялись того, чтобы писать поэмы про Колчака, обсуждать освобождение крестьян от начавшейся коллективизации и прочие антисоветские вещи.

Учитывая то, что все члены «Памира» в гражданскую воевали на стороне красных, а Анов даже участвовал в штурме Зимнего дворца, такой поворот кажется невероятно странным. Членов «Памира» в советской власти разочаровала сама же советская власть и, в первую очередь, коллективизация. Не представляя себе возможности как-либо вернуться к прошлому, они решили мечтать о крайне странном будущем. Даже название группы было выбрано с намёком. По мнению членов группы, Памир должен был стать точкой пересечения Востока и Запада, Севера и Юга, окном независимой Сибири в Азию.

Так вышло, что бывшие красногвардейцы писали поэмы про Колчака, пропагандировали творчество колчаковских поэтов Георгия Маслова и Юрия Сопова. Особо стоит сказать про тёплую любовь к Колчаку. Члены «Памира» считали его своим духовным вождём, потому что, несмотря на все лозунги о единой и неделимой России, Колчак контролировал лишь территорию России восточнее Урала, будучи, фактически, правителем Сибири. Именно это «сибирское измерение» власти Колчака на долгие годы стало привлекательным для всех сепаратистов-фантазёров Сибири, затмив факт того, что целью Колчака было восстановление старой российской государственности, а не создание новой сибирской.

В 1929 году члены «Памира» перебрались в Москву, где воссоздали свою группу. В марте того же года состоялся творческий вечер группы, раскритикованный Российской ассоциацией пролетарских писателей (предшественник Союза Писателей СССР, воспетый Булгаковым как «Массолит») за областнические тенденции. После этого, от греха подальше, «Памир» был распущен своими же членами на какое-то время.

Но пришёл 1930 год, когда уже стала очевидна вся чудовищность коллективизации. Особенно очевидной она была для Сибири и Дальнего Востока, где никогда не было крепостного права, где земли было больше, чем желающих её обрабатывать, где жили переселившиеся при Столыпине крестьяне. К тому же, Сибирь стала огромным складом-холодильником для человеческого мяса — именно туда высылали кулаков, простых русских крестьян, из западных областей России.

Осенью того же года в Москве воссоздаётся группа «Памир» под новым именем. Теперь это «Сибирская бригада». Борьба с советской литературой, как и мечты о независимой Сибири, отходят на второй план. Теперь советско-сибирских литераторов беспокоят судьбы крестьян. И вот тут-то они попадают в поле зрения ОГПУ.

В марте 1932 года члены «Сибирской бригады» были арестованы органами ОГПУ. Судебный приговор оказался неожиданно мягок. Хоть «Сибирская бригада» и была квалифицирована как контрреволюционная антисоветская организация, ставившая своей целью ведение антисоветской агитации, пятеро человек были приговорены к высылке в Северный край (Архангельск) на три года. Ещё троих членов группы просто освободили из-под стражи.

Такой мягкий приговор можно объяснить тем, что в 1932 году литературный мир СССР переживал «мини-оттепель». В СССР вернулся Горький, карательная система стала демонстрировать невиданный либерализм.

Из всех членов «Памира» и «Сибирской бригады» хуже всех сложилась судьба у Павла Васильева, расстрелянного в 1937-м году и Евгения Забелина, умершего в 1943-м году в Севвостлаге. Наиболее активный сепаратист-сибиряк Николай Анов вёл после ссылки спокойную жизнь советского писателя, как и другие его сотоварищи. Поэт Михаил Скуратов, бывший участником обеих организаций, называл «Памир» всего лишь юношеской блажью. Примечательно, что Скуратов дожил до 1989 года, а урна с его прахом упокоилась в колумбарии Донского кладбища. Сергей Марков, писавший про открытия русских на Тихом Океане, вообще утверждал, что никакого «Памира» не было, а была лишь мистификация органов ОГПУ. Остальные члены обеих литературных групп просто старались не вспоминать свою бунтарскую молодость.

Первым об этом деле в 1992 году, с большими неточностями, написал публицист и поэт Станислав Куняев. Он же назвал дело «Сибирской бригады» самым крупным писательским делом в СССР до начала Большого Террора. Так эта история стала известна широкой общественности.

Примечательно ещё и то, что в деле «Сибирской бригады» принимал активное участие следователь Секретно-политического отдела ОГПУ Николай Христофорович Шиваров — бывший болгарский журналист-леворадикал бежал в РСФСР в 1924 году и стал сотрудником органов госбезопасности. Именно он был следователем по делу Осипа Эмильевича Мандельштама, который его стараниями умер в пересыльном лагере в районе Второй речки города Владивостока. Тот же Шиваров вёл следствие расстрелянного в 1937 году поэта новокрестьянского направления Николая Клюева.

Сам Шиваров был арестован в конце 1937-го года и приговорён к пяти годам ИТЛ как «перебежчик-шпион». В 1940 году он покончил жизнь самоубийством. А в 1957-м году следователь-фальсификатор и допросчик-пыточник Шиваров был посмертно реабилитирован в связи с отсутствием состава преступления. Впрочем, по этой же причине были реабилитированы многие чекистские палачи.

Ну, а история независимой Сибири окончательно завершилась. Ещё во время гражданской войны в Сибирь бежали от большевиков жители Европейской части России, что значительно ослабило разговоры об «особой сибирской идентичности». После Великой Отечественной войны население Сибири и Дальнего Востока выросло в 200 раз за счёт приезжих из других областей СССР. Транссибирская магистраль стала надежнейшей транспортной артерией России, а все сепаратистские настроения подавлялись советской властью как потенциально контрреволюционные, за которыми, по мнению Москвы, могли стоять только зарубежные разведки. В современной России идейный сибирский сепаратизм стал достоянием лишь отдельных городских сумасшедших — всё-таки слишком много факторов продолжают скреплять единство русского народа, вопреки надеждам о его расколе.

Задонать своей кибердиаспоре
И получи +14 баллов социального рейтинга!
Image link