ТЫ БОЛЬШЕ НЕ ОДИН
Радикальная форма нормальности

Радикальная форма нормальности

Дисклеймер №1: эта статья прошла редактуру, и опечаток в ней нет — авторка этого текста считает, что феминитивы принципиально важны для понимания мыслей, изложенных в статье. 

Дисклеймер №2: ни авторка, ни редакция, не поддерживают идеи и движения, запрещенные в РФ — материал носит ознакомительный характер.

Make normality great again

В последние два месяца несколько крупных международных компаний, базирующихся в США, объявили об отказе от программ разнообразия, равенства и инклюзивности. Например, «Мета» прекратила нанимать, обучать и выбирать поставщиков, руководствуясь принципами разнообразия; вице-президентка компании «Амазон» по инклюзивным инициативам Кэнди Каслберри сообщила о сворачивании ряда разработанных их отделом программ, а в «Макдоналдс» отказались от целевых «показателей разнообразия и равенства» для сотрудников и поставщиков. На фоне отмены в июне 2022 года в Соединённых Штатах постановления по делу «Роу против Уэйда», признававшего конституционное право на аборт, тенденция на отказ от инклюзивности вызывает всё больше тревог у сторонников гендерных прав и свобод. Окончательной точкой стал указ свежеизбранного президента Дональда Трампа: из документа, опубликованного на сайте Белого дома, следует, что в Америке на государственном уровне признаются только два неизменных пола и гендера — мужской и женский. Кроме того, государство теперь не может спонсировать продвижение гендерной идеологии.

Прием Джилл Байден в Белом доме в честь месяца гордости

В условиях культурной и экономической гегемонии одной страны, задающей тон в гендерном дискурсе — от отношения к женщинам и сексуальным меньшинствам до обсуждения различий между полом и гендером — консервативный американский поворот выглядит завершением эпохи воук-культуры и прогрессивной идеологии. Казалось бы, такие новости должны вызвать облегчение: последние годы повестка насаждалась настолько резко, что под раздачу попадали даже активисты, а культура отмены касалась даже классической детской литературы. Вопрос, однако, стоит в том, что не очевидно, до какой точки откатиться и вернуться в «старые добрые» будет достаточно, чтобы сохранить здравый смысл, не потеряв при этом действительно необходимые обществу гражданские права и социальные нормы. 

Женское избирательное право — кажется, тот самый минимум из дремучих времен. Но жительницы Франции получили полное избирательное право только в 1945 году, коренные жительницы Канады — в 1960 году, Лихтенштейна — в 1984 году. Меньше всего повезло швейцаркам: они окончательно уравнялись в избирательном праве с мужчинами только в 1991 году. Или, например, декриминализация гомосексуальных связей: сам факт однополых отношений был противозаконным в Ирландии до 1993 года, в Австралии до 1997 года, а в США гомосексуализм был декриминализован только в 2003 году после решения Верховного суда по делу «Лоуренс против штата Техас». Ещё хуже обстоят дела с законодательными запретами расизма и ксенофобии: в Италии расизм и антисемитизм криминализовали только в 1993 году, в Японии — в 2016. Как кокетливо сообщает Википедия, «в связи с историческими и культурными особенностями» (гусары и гусарки, молчать).

Роза Люксембург произносит речь перед собравшимися в Штутгарте

Отдельно идея найти точку невозврата прогрессивной идеологии усложняется тем, что в какой-то момент развития она вошла в крутое пике и начала поддерживать все на свете, утверждая, что отдельные права человека невозможно обеспечить изолированно. Этот безумный снежный ком прогрессивной повестки, как это часто бывает в истории, начался с женщины, или, точнее, с феминисток. Борьба за гражданские права, распоряжение имуществом и возможность голосовать постепенно включила в себя борьбу с расовыми предрассудками, гомофобией, гендерным шовинизмом и в конце концов с телом и собственным я вообще. Современная теория выделяет четыре этапа этого развития — или, скорее, волн. Какая из них добила здравый смысл окончательно?

Море волнуется раз

Первая волна феминизма, начавшаяся в середине XIX века, не вызывала отторжения у интеллектуалов того времени: она логичным образом продолжала идеи Просвещения и французской революции о равенстве людей, расширяя их до равенства полов и требуя право на голос, право на образование и равенство в браке. К моменту появления первых ростков феминизма, женщины уже полвека наравне с мужчинами, работали на фабриках, что разрушило традиционные представления о «женской сфере» как исключительно домашней. Однако их бесправие и дискриминация приводили к неравным условиям труда и оплаты. 

В конечном счете этот долго назревавший пузырь проблем лопнул: прорвало его в Великобритании, где совпали ударные темпы промышленной революции, мода на женское образование среди обеспеченных людей и философская база. Первые феминистки опирались на труды Мэри Уолстонкрафт, жены одного из создателей анархистского движения и матери Мэри Шелли, которая писала о том, что гражданскими правами женщины должны быть наделены несмотря на то, что «благодаря телосложению, мужчинам, кажется, предначертана провидением бо́льшая степень добродетели». Отрицание биологического равенства мужчин и женщин первыми активистками за женские права иногда было настолько навязчивым, что современная теория феминизма призывает называть его суфражистским и отделять от борьбы за самих женщин.

Интересно, что многие активистки первой волны не отказывались от традиционных женских ролей. Родоначальница агрессивной борьбы, голодовок, поджогов, погромов и маршей протеста Эммелин Панкхёрст была счастлива в браке и родила в нём пятерых детей; одна из видных суфражисток Америки и инициаторка поправки к конституции об отмене рабства Элизабет Кэди Стэнтон была также активисткой церковного кружка за трезвость и сохранение семейного очага.

Обложка официальной газеты Женского социально-политического союза под редакцией дочери Эммелин Панкхёрст

Первая волна быстро распространилась по всему миру. Новая Зеландия стала первой страной, где женщины смогли голосовать на национальных выборах (1893), за ней последовали Россия (на выборах в Учредительное собрание в 1917 году), Австралия, Финляндия, США и Великобритания (1928). Борьба за права женщин получила поддержку и в социалистическом движении: Фридрих Энгельс описывал угнетение женщин как часть патриархальной и капиталистической системы. И правда, либеральные реформы, которых добились суфражистки, зачастую не претворялись в жизнь, женщины всё так же не получали достойные условия труда и не воспринимались как равные партнерки в браке. Движение за гражданские права женщин начало склоняться к идее радикального изменения экономической системы.

Манифестация женщин в Петрограде, 1917 год

Достижения Клары Цеткин и Розы Люксембург затухли на их родине вместе с другими гражданскими правами и свободами: в нацистской Германии женщины, хоть и не были формально лишены гражданских прав, не допускались к руководящим постам в партии и в промышленности, а государственная идеология склоняла их к идеологии трёх K (Kinder, Küche, Kirche — дети, кухня, церковь). 

В Советском Союзе, наоборот, женские проблемы воспринимались как часть большей проблемы эксплуатации рабочего класса: в двадцатые годы был создан Женсовет по решению проблем женского рабочего класса, аборты проводились как рядовая хирургическая операция, полиаморные открытые отношения воспринимались как отражение равенства даже на уровне семьи. 

Несмотря на откат либеральных гендерных свобод в тридцатые, в СССР сохранялась государственная регуляция, которая снимала нагрузку на женщину-хозяйку: образование было доступно всем, на территории городов и крупных сел создавалась широкая сеть детских садов, был введен оплачиваемый декретный отпуск, матерям разрешалось брать отгулы во время болезни ребенка. В распространение идей социального равенства женщин и полного равенства партнёров внутри брака вмешалась политика: как внутри СССР независимые феминистские инициативы не поддерживались, поскольку считалось, что они угрожают единству социалистического общества, так и в западных странах благие идеи, поддерживающие женщин, не принимались из опасения перед растущей симпатией к «красной угрозе».  

Новый мир — новые правила

Всё поменялось после Второй мировой. Радикальное изменение экономической системы, о котором так мечтали феминистки, накренило послевоенный мир влево. На направленность феминизма повлияли и другие факторы: временное включение женщин в рынок труда во время войны продемонстрировало их экономический потенциал, но с окончанием войны они снова столкнулись с ограничениями. Возросшая урбанизация, доступ к образованию и развитие контрацепции стали причиной, по которой вторая волна феминизма, достигшая пика в семидесятых годах, сосредоточилась на борьбе за социальное и экономическое равенство, права женщин в сфере труда, репродуктивные свободы и искоренение сексуального насилия. Основной идеей движения было осознание, что формального равенства — например, права голоса — недостаточно для реальной эмансипации женщин. Лозунг одной из активисток второй волны Кэрол Ханиш «Личное — это политическое» отражал борьбу с системными проблемами, такими как неравная оплата труда, домашнее насилие и сексуальные домогательства. Феминистки второй волны утверждали, что эти проблемы, часто воспринимавшиеся как личные, на самом деле имели политическую природу. Они являлись следствием социальных структур, а не индивидуальных обстоятельств, и должны исправляться через общественные и политические изменения.

Сразу после войны во Франции вышла книга, определившая дальнейший подход к феминизму. Во «Втором поле» Симона де Бовуар первой предположила, что женская идентичность формируется не природой или биологией, а социальными, культурными и историческими условиями, которые приписывают женщинам второстепенную роль, «второй пол», по отношению к мужчинам. Бовуар описала, как патриархальные структуры общества навязали женщинам пассивность, подчинение и ограниченные роли, создавая «другого», то есть категорию людей, чья ценность определяется по сравнению с мужчинами. Кроме феминисток, идеями Бовуар заинтересовались философы, которые изучали социум, восприятие и опыт, и существование в целом. Авторитет таких философов, как Фуко, Альтюссер и Бурдьё, придали гендерной теории наукообразность: вышедшую через сорок лет после Бовуар работу философки и авторки квир-теории Джудит Батлер «Гендерное беспокойство» воспринимали уже как научное исследование, выводы которого в нашем мире научного мышления считаются истинными. Батлер стала той самой первопроходчицей, которая постулировала, что гендер является не врождённой сущностью, а перформативным актом, постоянно создаваемым через повторяющиеся социальные практики и нормы.

Вместе с волной гендерного переосмысления не только женщины, но и человека вообще, началась третья волна феминизма. Если гендер — это социальный конструкт, и женщина — продукт социума, то как мы можем исключать из борьбы за женские права всех, кто хоть как-то отличается, квиров, от самого привилегированного гендера — мужского?

В этот раз лидером мнений стали Штаты. Ещё в прошлый виток сексуальных свобод индустрия быстро сообразила, как можно монетизировать секс, теперь всё искусство было одним из рупоров феминисток третьей волны. Кроме того, сам опыт женщин США, небелых, небогатых, не родившихся в стране, стал основой для пересмотра феминистской повестки, которая изменилась с учетом пересечений различных форм угнетения, таких как расизм, классовая и сексуальная дискриминация. Эта борьба в области пересечений угнетений, получившая название интерсекциональности, стремилась учитывать разнообразие женского опыта, отходя от универсального образа «женщины», характерного для второй волны.

Интерсек-феминистки деконструировали гендерные стереотипы и приняли многообразие идентичностей. Активистки этого периода выступали за расширение свободы самовыражения, включая сексуальную автономию и право женщин определять свои роли и приоритеты. Третья волна также бросила вызов традиционным представлениям о женственности и мужественности, ставя под сомнение бинарные представления о гендере. Феминистки этого периода сосредоточились на борьбе за равные права для женщин всех слоёв общества, включая маргинализированные группы, что сделало движение более инклюзивным и гибким. Квир-теория и мемы про спермобаков — продукт радикальных форм интерсекционального феминизма, который включал в свою теорию практически каждую группу, кроме белых гетеросексуальных мужчин.

Большого временного разрыва между третьей и четвертой волнами феминизма не было — некоторые исследователи считают, что и более новая волна по сути является вариацией интерсекционального феминизма, который активнее начал осваивать современные технологии. 

Следующий всплеск борьбы за права угнетенных групп населения, в числе которых и персонки, идентифицирующие себя как женщины, начался с дела Харви Вайнштейна. Движение #MeToo спровоцировало возрождение дискуссий о сексуальных домогательствах, гендерном насилии, неравенстве в оплате труда и репродуктивных правах. Основные идеи четвёртой волны включают борьбу с насилием против женщин, в том числе домашним и сексуальным, продвижение культуры согласия, поддержку гендерного разнообразия и инклюзивности. Акцент в этой волне сделан на разоблачении системного характера сексизма и патриархата — продолжение борьбы второй волны — но с использованием интерсекционального подхода для учёта пересечения гендерных, расовых, классовых и других форм дискриминации.

We should all be feminists

Авторка надеется, что читатель, как и она, читает этот текст, не находясь в радикальной ситуации Саудовской Аравии или Непала, где в провинциях женщины не могут получить даже начального образования или не обладают правом на свободное перемещение в определенные дни. В наши дни в развитых странах женщины имеют право на образование, контролируют деторождение и могут устраиваться на работу. Сексуальное, физическое и психологическое насилие в сторону женщин порицается, а юридическое право признает мужчин и женщин равными перед законом. Казалось бы, все спекуляции на тему женских прав — не более чем политические манипуляции, попытки продать побольше и вызвать тревогу в человеке, личность которого расщепили настолько, что он не может быть уверенным даже в самом себе.

На самом деле это не совсем так. Сколько бы модницы не носили футболки с лозунгами от Марии Грации Кьюри и сколько бы мы не играли за небинарных персонаж_ек, наше мышление перестраивается медленнее, чем нам кажется и хочется думать. Проблема состоит не столько в том, что человек в повседневных выборах и решениях часто игнорирует тот факт, что человек — это не существо мужского пола (хотя и это часто становится проблемой: например, только в этом году ученые догадались исследовать влияние полового фактора на развитие деменции, изучив отдельно женщин, и только тогда установили связь между риском передачи Альцгеймера по наследству и женскими гормональными изменениями). Проблема состоит в том, что наше мышление в принципе склонно делить все объекты на объекты «мужского» и «женского» пола и воспринимать их соответственно. 

Феминистская коллекция «Диор» 2017 года

Один из таких ярких примеров — исследования лингвистов, изучающих влияние гендерной окраски на восприятие идей. Началось всё с невинного эксперимента: исследователи выбрали две группы людей, разговаривающих на разных языках. Обязательным условием было, что гендерный контраст, то есть разделение на мужской и женский род, для них был разным. Далее, в ходе эксперимента, носителей разных языков попросили описать объекты, имеющие противоположный гендерный статус в этих двух языках. Данные ими описания отличались в зависимости от грамматического рода. Например, при описании слова «ключ» — слова, которое в немецком языке имеет мужской род, а в испанском — женский, — носители немецкого языка чаще использовали такие слова, как «твёрдый», «тяжёлый», «зазубренный», «металлический» и «полезный», в то время как носители испанского чаще говорили «золотой», «замысловатый», «маленький», «прекрасный», «блестящий» и «крошечный». Чтобы описать «мост», который в немецком языке женского рода, а в испанском — мужского, носители немецкого языка выбирали «красивый», «элегантный», «хрупкий», «спокойный», «симпатичный» и «стройный», а носители испанского — «большой», «опасный», «длинный», «сильный», «крепкий» и «высокий». 

Несмотря на то, что тестирование проводилось на английском языке, языке без грамматического рода, тенденция к такому описанию всё равно сохранялась. Такая же картина результатов наблюдалась и при выполнении совершенно неязыковых заданий — например, при оценке сходства изображений. Казалось бы, при чем тут феминизм? Когда исследование расширили, подключив к двум группам третью, выяснилось, что гендерное мышление в целом влияет даже на не вовлеченные в гендерные описания группы: англоговорящие респонденты не могли идентифицировать объект по описанию и были склонны категоризировать объекты: плохой/хороший, полезный/вредный, — в зависимости от гендерного описания.

Современные исследователи когнитивной лингвистики считают, что речь наиболее полно отражает наш способ мыслить: а это значит, что мы должны всегда подразумевать, что наше мышление склонно отделять мужчин от женщин и наделять их стереотипами, которые могут мешать нормальной и здоровой коммуникации. Итак: проблема есть, потребность в феминизме очевидна, но методы, которыми современная гендерная теория предлагает бороться с этими вызовами, не прижились.

Откат к истокам

Ещё на пике популярности интерсекционального феминизма среди женщин, не занимавшихся активизмом, начали появляться недовольные общей феминистической повесткой. Они ощущали необходимость в борьбе женщин за свои права, сталкиваясь с несправедливостью на работе, сексуальным насилием и социальными стереотипами, но по различным причинам не хотели отождествлять себя с борьбой за права афроамериканцев и ЛГБТКИА. Многие женщины не хотели воспринимать своих отцов, мужей и друзей как врагов. Феминистки третьего мира были не согласны с первостепенностью проблем, которые выдвигала чисто американская повестка. Кроме того, феминистки третьей и четвертой волн отказывали женщине в женственности, воспринимая красоту и женские манеры как ещё один способ патриархального угнетения. 

Так среди женщин появилось течение, которое утверждает, что феминизм уже достиг своей цели: в западном обществе равноправие полов в значительной степени реализовано, так как основные права и возможности для женщин уже обеспечены. По мнению представительниц этого течения, смысл феминизма не в том, чтобы гнаться за свободами, а в том, чтобы поддерживать уже достигнутые успехи и улучшать их в отдельных аспектах. В последние годы это течение стали называть консервативным феминизмом.

Карикатура «Нью-Йоркера» на консервативный феминизм

Консервативный феминизм акцентирует внимание на том, что важно сохранить свободы, которые признают традиционные женские роли — быть женой, матерью и женщиной. Консервативные феминистки считают, что материнство и семейные обязанности так же значимы как и карьера. Если для идеологинь третьей волны Джоан Холлоус женственность была одной из ключевых причин угнетенности женщин, а для Наоми Вольф свобода женщин ограничена обязанностью быть красивой — и эта обязанность является средством социального и идеологического контроля над женскими телами, — то консервативные феминистки видят в женской красоте одну из ключевых форм женской свободы. При этом они не ограничивают женщину в формах самопрезентации, оставляя за ней право выбора того, какой ей являть себя миру.

Для консервативного феминизма окончательный выбор роли женщины в семье и в обществе остается за самой женщиной, и никак не за какой-либо внешней идеологией. Авторка манифеста консервативного феминизма Кэтрин Керстен пишет, что в этом состоит главная идея этого движения: 

Консервативная традиция включает в себя взгляд на человеческую природу, справедливость и равенство, который представляет собой отправную точку для женщин, ищущих самореализации в мире ограничений. Традиция классического феминизма делает шаг дальше и учит женщин, что их горизонты должны быть такими же безграничными, как и мужские.

Идеи консервативного феминизма звучат разумно и умеренно, что привлекает в ряды консервативных феминисток все больше и больше сторонниц, которых смущает радикализм «традиционных» борительниц за равноправие. Проблема в том, что и это движение превращается не более, чем в удобную политическую идентификацию для западных политиков вроде Терезы Мэй, Сары Пейлин, Ангелы Меркель или даже Кейт Миддлтон, которые пытаются сохранять лояльность консервативной аудитории и привлекать людей из прогрессивной.

Ангела Меркель на встрече для развития равноправного трудоустройства по случаю Дня девочек

На деле за все время существования идеи консервативного феминизма все дела за лозунгами таких «феминисток» свелись к защите ограниченных прав женщин, таких как право на работу или образование, но без пересмотра более глубоких структур угнетения — гендерной дискриминации в законах или культуре. Еще одной проблемой консервативного феминизма является его нежелание «лезть в мужскую сферу», таким образом, отрицая не только пагубное влияние патриархата на мужчин, но и вполне очевидную социальную связь между мужчинами и женщинами.

Шотландские феминистки на протестах в поддержку Джоан Роулинг
Радикальная форма нормальности

Между второй и третьей волнами феминизма возникло еще одно движение, чьи ценности и борьба совпадают с традиционными консервативными ценностями. Удивительно, что когда феминистки этого движения поняли это и осознали, то в испуге то ли перед прошлым, против которого они боролись, то ли перед обвинениями интерсек-феминизма, они попытались доказать, что к ценностям они пришли иначе, не через патриархальную традицию. 

Патриархат, по словам этого направления феминизма, в целом процветает, и чрезмерные сексуальные свободы, гендерофлюидность, игнорирование особенностей женского организма, в том числе и на соревнованиях, повсеместное распространение тяжелого женского физического труда — это просто еще одна форма его проявления. Проституция, порнография и сексуальное насилие воспринимаются ими как проявления патриархальной власти, поддерживающие объектное отношение к женщинам и контроль над их телами. 

Гендер, говорят они, так привлекателен в своей изменчивости не потому, что он действительно так текуч, а потому, что быть женщиной непривлекательно. Гендерные роли навязывают женщинам пассивность, подчинение и заботу о других, ограничивая их свободу и возможности, и надо менять не самосознание, а гендерные нормы. Так, например, испанские феминистки потребовали от своего правительства использовать термин «пол» вместо «гендер», так как, по их словам, концепт гендера не позволяет полноценно анализировать социальную, экономическую и политическую реальность в условиях неравенства.

Это движение первым создало кризисные центры по защите от бытового и сексуального насилия, потому что первым заговорило о том, что эти проблемы являются системными, а не частными. Это движение первым заговорило о создании женского «добрососедства», места женской автономии, где женщина смогла бы осознать себя вместе со всеми социальными ролями, которые она хочет переживать — матери, работницы, любовницы и профессионала — и в независимом, а потому неугнетенном положении войти в отношение с мужчиной. Это движение первым заговорило о том, что мужчины должны разделять женские обязанности, которые диктуют им гендерные нормы, и в принципе начало рассматривать проблемы патриархального диктата комплексно

Колонна активисток Сестринских коммун на протестах в 70-е

С семидесятых годов, когда это движение скорее отпугивало, чем привлекало, поменялись и активистки, и подходы, и даже приверженность нынешних его участниц варьируется от симпатии до бескомпромиссных лозунгов. Современное движение отказалось и от мизандрии, и от критики нуклеарной семьи и домохозяйства, и от защиты так называемых золотых юбок – женщин, у которых благодаря их положению в обществе достаточно сил и влияния защищать себя самой. Все его участницы сходятся в одном: в непоколебимой уверенности защищать женщину.

Если вы узнали в этом движении свои симпатии — радикальный феминист, добро пожаловать домой.

Задонать своей кибердиаспоре
И получи +14 баллов социального рейтинга!
Image link