Петр I положил начало многим явлениям, но далеко не все из них пережили его — что-то держалось на «придворности», принадлежности к личным увлечениям и вкусам императора. Среди таких вещей можно назвать своеобразный стиль информационной и научной гравюры, который появился благодаря новым книгам и новой столице.
Строительство Петербурга, военные походы, устроение наук — все это требовало пиара. Надо было запечатлеть успехи и похвалиться, а единственными средствами для распространения информации в то время были слово и изображение. Кроме имиджевых потребностей, еще возникла задача оформлять книги, набранные только что созданным гражданским шрифтом. Чтобы соответствовать его стилю, проще всего было подражать голландской гравюре.
Для обеспечения описанных выше нужд было решено обучить своих собственных русских мастеров. Дело начали не с нуля. В граверы брали не людей с улицы, а уже состоявшихся художников Оружейной Палаты — иконописцев и чеканщиков. Им в учителя Петр выбрал двоих голландцев: Адриана Шхонебека и Питера Пикарта. Те приехали в Москву в 1698 году, а в 1711 их учеников перевели в Петербург в только новую мастерскую, где появилась только что созданная школа русской гравюры.
Надо хорошо понимать, какое впечатление на русских людей на рубеже XVII-XVIII веков могла произвести учеба у иностранцев и переезд в супер-новейший, незнакомый русскому человеку город, который строится на твоих глазах. Это было что-то невероятное, а учитывая, что люди, к тому же, были творческие — сказаться на их работе такие вещи просто не могли. Скучным копированием голландской гравюры не обошлось. Конечно, русские художники выполняли те же задачи, что и иностранцы. Задачи эти были достаточно утилитарными: точно показать типы кораблей в таком-то бою, вид на город, какие-нибудь механизмы. Но иконописный бэкграунд и насмотренность на лубок сделали свое дело, проявившись именно в упомянутых «рекламных» гравюрах, на которых изображали процессии, выезды, планы морских и сухопутных сражений, а также панорамы городов и особенно — панораму Петербурга. По сравнению с западными аналогами, русские гравюры выходили более оживленными — работа иностранцев была сухой и просто давала представление о том, как были расставлены пушки, корабли и как выглядели здания. У наших мастеров получилось, не теряя информативности, изобразить ход жизни, динамику и украсить свои произведения. Все это не было необходимо для точных документов, а с точки зрения трудозатрат и дедлайнов могло быть даже излишним. Статус личного проекта царя давал преимущества — можно было делать дольше, дороже и качественнее. В итоге эти «излишества» благотворно повлияли на более позднюю русскую гравюру.
К сожалению, со смертью Петра финансирование питерской мастерской прервалось. Гравировальня и типография закрылись. Иностранцев перевели в Академию наук, а русским пришлось искать себе частные подработки. При этом носителями нового стиля были именно русские мастера, а не их голландские учителя. Они делали все по старинке, как научились у себя на родине — поэтому никакой свежей струи в гравировальню Академии наук не привнесли. Влияние питерских мастеров сказалось значительно позже, когда на их работы стали смотреть как на образцы для подражания из славного прошлого.
