«Нагаечка», «Штык», «Спрут»: свобода слова и названий в России

«Нагаечка», «Штык», «Спрут»: свобода слова и названий в России

Мы продолжаем обозревать выразительные приемы политической прессы в России и снова обратим свое внимание на относительно либеральную эпоху, начало которой положил Октябрьский манифест о свободе печати 1905 года. Тогда цензурные комитеты де юре прекратили свое существование и редакциям больше не нужно было согласовывать с ними никакие материалы.

Сегодня начнем с журнала, который называется просто и без затей: «Митинг». Из своего 2021 года нам кажется — ну что такого, обычное название паблика для школьников и студентов. Сходу понятно, о чем в этом журнале речь, и пусть даже так прямолинейно, но брендинг работающий, а значит неплохой. Но все не так просто. С самого появления периодики и до Манифеста существовала предварительная цензура. Проверке и утверждению подвергались не только тексты и картинки, но и названия самих газет и журналов. Чтобы оградить себя от лишних претензий, политическая пресса выбирала что-нибудь нейтральное про Родину, Отечество, Русь, ее сынов и их юность, а если банальные слова не лезли в горло (к тому же их быстро расхватывали) — в ход шли сочетания вроде «Северной пчелы».

В 1905 появились более смелые и даже вызывающие названия. К примеру, «Нагаечка» — с явным намеком на насильственное подавление выступлений и шествий (о чем прямо и говорилось в манифесте редакции) выходила безо всяких претензий к своему имени, потому что закон запрещал только оскорбления и призывы прямым текстом. Но даже самые радикальные публицисты старались держаться в определенных рамках, и создали некую традицию брендирования на грани. Кроме названий с намеком в ходу были слова, так или иначе связанные с насилием и войной, вроде «Пулемета», «Секиры», «Штыка» и продолжившего его дело после закрытия «Меча», либо нечто менее явное, но пассивно-агрессивное: «Сигнал», «Злой дух», «Спрут» и даже «Забияка», который, учитывая его содержание, задирал понятно кого.

При этом внутри журналов призывы могли быть как завуалированные и тщательно упрятанные в аллегории, так и почти прямые. Тот же «Пулемет» напечатал крестьянскую марсельезу и оскорбление генерал-губернатора Дмитрия Турова, известного тем, что он предлагал «патронов не жалеть» при подавлении революционных выступлений — за что остаток тиража был изъят, а издатель Николай Шебуров арестован. Тем не менее, его слово уже было сказано и услышано, а новость об аресте только подогрела публику. Не прошло и двух суток, как после многочисленных возмущений коллег издателя выпустили. После чего снова арестовали и назначили залог в три тысячи рублей. Оппозиционная публика кликнула клич — и деньги были собраны. Ответом суда на это стало повышение залога до десяти тысяч. Шебуров сел в тюрьму на полтора года, но не прекращал работы над журналом даже в камере и вышел досрочно через несколько месяцев. 

Текст Октябрьского манифеста из «Пулемета» с изображением кровавой ладони генерал-губернатора Трепова, который суд счел оскорбительным

Как видно из всех этих историй, правительство не справлялось с тактикой оппозиции, которая брала измором и регулярными информационными выпадами. Прессу теперь оценивали на предмет нарушения закона только постфактум и далеко не всегда успевали конфисковать. Редакции выдавали в печать горячие призывы, иногда очень радикальные, приправленные сочными карикатурами — тиражи раскупались буквально за часы, а полиция не успевала их конфисковывать, оставаясь с носом. Журналы закрывали, но на месте каждого появлялись еще и еще.

Задонать своей кибердиаспоре
И получи +14 баллов социального рейтинга!
Image link