Секс был, есть и будет одним из важнейших дискурсов человечества. У каждого есть мнение на этот счет: от религиозных пуритан, считающих любую сексуальную раскрепощенность порочной, до новомодных секс-блогеров, тут и там рассказывающих людям о том, где же, все-таки, находится клитор. И как он выглядит. А так как секс напрямую связан с таким понятием, как «биология» (разумеется, ведь наши гениталии созданы из плоти и крови, и служат для выполнения самой базовой из биологических функций – размножения), мы все определенно считаем, что знаем о сексе и семье все. Стандартная нуклеарная патриархальная семья – это же обычная биология, это все в нас заложено, да? Или это лишь один из возможных сценариев? Ответ на эти вопросы можно получить, если рассмотреть сексуальное поведение на примере двух одинаково примитивных, но при этом очень различающихся культурно индейских племен из джунглей Южной Америки.
Первым племенем, а вернее – группой племен, о которой пойдет речь, будут индейцы яномамо, проживающие в джунглях северной Бразилии и южной Венесуэлы. Этот народ широко известен среди антропологов за свою необычную жестокость. Наполеон Шаньон, профессор антропологии Университета Миссури в Колумбии, описывал культуру яномамо как пропитанную насилием, назвав их «народом, живущим в постоянном состоянии войны», где воинам не жаль даже детей, если случается налет на чужую деревню. Антропологи, работающие в экологической традиции, считают, что насилие развилось у яномамо из соревновательности, вызванной недостатком питательных веществ и ресурсов в местах их обитания.
И хотя антрополог Жак Лизо, проживший с яномамо более 20 лет, считал, что образ насилия в культуре этого народа, описанный Шаньоном, утрирован, убийства — ведущая причина смертей среди яномамо. И это находит свое отражение в укладе семьи. Мужчины яномамо, которых почитают за убийство членов вражеского племени, имеют в среднем жен в два с половиной раза больше, а детей в три с лишним раза больше, чем мужчины, которые не убивали. Таким образом, успешный рейд, как правило, связанный с высокими боевыми навыками и агрессивными тенденциями, расширяет репродуктивные возможности. Там совсем не стыдно избивать свою жену, чтобы та была покорной, даже если избиение происходит с дубиной или мачете в руках. Яномамо также нередко убивают маленьких девочек, как не самых «престижных» отпрысков. Если случается набег на соседнюю деревню, то женщин непременно насилуют и забирают в качестве трофеев. В традициях яномамо патриархат плотно соседствует со старым добрым ультранасилием, из-за чего жизнь женщины у них представляет собой сущий ад. В качестве символа власти мужа над женой широко практикуется даже клеймение.
У яномамо нет никаких предубеждений в сексе… До тех пор, пока не речь не заходит о женщинах. Например, дети с малолетства знают все о половых взаимоотношениях, им не запрещается анальный секс (это воспринимается как нечто нормальное и естественное, но, как правило, не обсуждается). Гомосексуальные взаимоотношения тоже имеют место быть, правда, исключительно у мужчин. Женщина может заниматься сексом только со своим мужем или же мужьями, а нередкие лесбийские связи и мастурбация жестоко караются – от избиения вышеперечисленными орудиями до убийства. Потому что мужья ревнивые, хоть и ходят налево к своему собрату по рыбалке. Инцест (то есть, половые акты с родителями, детьми или сиблингами) яномамо категорически презирают. Если женщину вдруг застают за сексом с сыном или близким родственником, её изгоняют из деревни, а после смерти не кремируют.
Моногамия плотно соседствует с полиандрией – это когда женщина имеет несколько мужей, и полигинией – когда у мужчины много жен. Разумеется, полиандрия вызвана не тем, что женщина может иметь много мужей, если захочет (здесь женщина ничего не может хотеть), а тем, что мужчине не возбраняется поделиться женой с менее удачливым собратом. Полигиния же возникает, когда мужчина завоевывает жен своих врагов после убийства (их гордо называют «унокаи»). Так как быт поселения лежит целиком на первобытных «леди», самая старшая жена становится главной и может беспрепятственно руководить другими, отдавая им всю неприятную работу.
Весьма любопытной частью репродуктивного поведения яномамо является высокая значимость менструации и вместе с тем ее чрезвычайная демонизация. Большинство девочек вступает в брак именно после менархе (первая менструация), так как это является показателем зрелости. Столь естественный процесс считается крайне порочным, а ритуалы, связанные с ним, имеют ряд сходств с ритуалами, проводимыми после убийства врага.
Женщина, чей эндометрий решил обновиться, должна незамедлительно покинуть деревню и поселиться на несколько дней в специально оборудованных (самими женщинами, разумеется) хижинах где-то посреди джунглей, вести строгий пост и подчиняться ужасным правилам. Как правило, хижину для девочки, которая только вошла в жизнь настоящей индейской женщины, строит ее мать. Любая девушка, находящаяся в «менструальной хижине», должна быть голая. Абсолютно голая, какими бы ни были погодные условия или ее моральные устои. Разговаривать на протяжении всего срока менструации нельзя – только еле слышно шептать. Также ей запрещено касаться себя руками (если нужно почесаться, они используют обычные палки) и даже напрямую взаимодействовать с водой. Пить женщины яномамо могут только из специальной трубочки, которую вынуждены засовывать поглубже в рот, потому что, по местным верованиям, от соприкосновения зубов с водой те неминуемо выпадут. В пищу женщина может употреблять только немного плантанов (это такие овощные бананы. Как овощи, только бананы).
Разумеется, о прокладках и тампонах типичной уроженки племени яномамо и мечтать не приходится, и в силу абсолютной наготы и запрета касаться себя, придумать какие-либо аналоги этим средствам гигиены тоже нет возможности. И вот, в сопровождении боли и прочих симптомов, характерных для менструального периода и так беспокоящих женщин всей планеты, женщина яномамо сидит абсолютно голая, молча пьет из трубки и старается пореже закусывать плантанами, чтобы соблюсти пост. Понятие контрацепции яномамо не знакомо, потому, из-за частых беременностей, менструации в этом племени – явление редкое.
Менструальную кровь, как и саму менструирующую женщину, именуют словом «унокаи». Да, точно так же, как и мужчину, вернувшегося из удачного набега. Почему? Потому что «унокаи» переводится как «в состоянии убийства». И для яномамо это ни капли не ирония: они действительно считают, что кровь женщины во время месячных очень опасна и способна причинить вред окружающим, особенно мужчинам, которым запрещено даже смотреть на женщин в этот нелегкий период их жизни.
Муж в этот момент тоже обременяется некоторыми правилами: ему тоже нельзя касаться воды (а также меда) и чесать себя руками, а спать он должен в неудобном гамаке из древесной коры. Дай бог, чтобы он не разозлился на жену за эти неудобства, и та не получила тумаков. Ведь ей и так, похоже, непросто живется.
(Мы болеем за вас, женщины яномамо!)
Вторым народом, представляющим не меньший интерес, будут пирахан – крайне малочисленное племя, проживающее на берегах реки Маиси (один из притоков Амазонки), в джунглях современной Бразилии. В отличие от яномамо, которых насчитывается порядка 35 тысяч, численность пирахан всего около 420 человек.
Их мировоззрение и язык способны сломать мозг любому белому европейцу, да, пожалуй, и не только ему: пирахан не мыслимо понятие рекурсии, они не способны говорить о чем-либо, что не происходит здесь и сейчас, а ведь эти черты, как правило, характеризуют отличие человеческого языка от коммуникации животных. В их мире нет прошлого и нет будущего, есть только настоящее. Например, если где-то упал самолет, пирахан он будет интересен лишь тогда, когда они стоят прямо перед ним. Своеобразный язык наложил определенные отпечатки на их культурные обычаи: у них отсутствует какая-либо религия, нет мифологии, их максимум – верить в лесных духов. Когда не осознаешь прошлого, сложно вообразить биографию какого-нибудь бога (именно поэтому они, кстати, не приняли христианство: зачем верить в байки про какого-то там Иисуса Христа, если ни один из миссионеров лично его не видел и не знает, реален ли он) и, тем более, фольклор. А из-за отсутствия восприятия будущего над пирахан не маячит страх смерти и страшного суда.
Коллективная память этого народа распространяется не дальше двух поколений – мир вокруг пирахан, по их мнению, всегда был одинаков. Вселенная пирахан – это то, что их органы чувств воспринимают в данный момент, либо информация, тем же путем добытая ныне живущими соплеменниками. Американский лингвист Дэниел Эверрет, из публикаций которого современные антропологи узнали большинство ныне известных сведений о пирахан, назвал мировоззрение этого народа «принципом непосредственного опыта». Искусство, наряду с религией, вследствие ненужности, также не развито: пирахан по сто раз перешивают один и тот же крой платья, которому их худо-бедно научили европейцы-миссионеры. Социальная структура тоже достаточно апатична и, при этом, свободна: иерархия как таковая отсутствует, в племени нет вождей. Из-за того, что живут пирахан в условиях изобилия природных ресурсов, а запасов никогда не делают (опять же, мысли о будущем), то все необходимое, от продуктов до одежды, предметов быта и даже каноэ (производство которых местным мужчинам под силу – им просто лень!), выменивают у речных торговцев из других племен.
Ну и как же подобное племя может относиться к сексу? Очень легко и непринужденно! Не имея особого представления о степенях родства, пирахан спокойно занимаются сексом со своими родственниками, если те того желают, имеют множество партнеров и не задумываются о проблемах гомосексуальности. Так как чужаки – тоже неплохие партнеры, пирахан не вырождаются и продолжают цвести и смеяться, живя в своем беззаботном настоящем. Секс они часто используют как разменную монету во время торгов с другими племенами, ведь концепция денег для них слишком сложна. Поскольку какой-то культуры и связанных с ней предрассудков у пирахан нет, дети узнают о сексе, напрямую его наблюдая (именно поэтому индейцы считали белых людей странными, когда те пытались говорить о Боге и о том, как он создал людей – ведь все прекрасно знают, как делаются люди, разве нет?).
В языке племени отсутствуют числа, есть только относительные понятия: «немного», «больше», «еще больше» и «много». Поэтому среднестатистическая женщина из племени пирахан понятия не имеет, сколько у нее детей – она просто всех знает и всех любит. Знает по именам она их, возможно, тоже опционально, потому как среди этого народа принято менять имя каждые 6-7 лет. Считается, что ты становишься постепенно другим человеком, потому как прошлого у тебя нет. Даже длительный сон способен сбить с толку ментальность местного жителя, потому они спят урывками по полчаса. Забавный факт: «спокойной ночи!» на языке пирахан звучит как «Только не вздумай дрыхнуть! Тут всюду змеи!». Книга, которую Эверетт, проживший у пирахан 7 лет, написал про своих друзей-индейцев, так и называется: «Don’t sleep there are snakes!».
Это крайне веселый народ, лишенный экзистенциальных кризисов и голода, они часто смеются и очень подвержены любви. Дэниел Эверетт писал, что у пирахан нет предрассудков, лицемерия и они самые свободные на земле люди (потому и называют себя «прямыми», тогда как все остальные люди, не понимающие их концепций, зовутся «кривоголовыми»). У них нет никакой фальшивой вежливости, как и слов «спасибо», «извините» или «пожалуйста». Индейцы всегда рады друг друга видеть. Пирахан не нужны заповеди, ведь они никогда не убьют человека и не украдут чего-либо.
В своей книге Эверетт писал: «Вы не встретите у пираха синдром хронической усталости. Вы не столкнетесь здесь с самоубийством… Я никогда не видел у них ничего, хотя бы отдаленно напоминающего психические расстройства, которые мы связываем с депрессией или меланхолией. Они просто живут сегодняшним днем, и они счастливы. Они поют по ночам. Это просто феноменальная степень удовлетворенности — без психотропных препаратов и антидепрессантов».
Удивительно, сколь многое может решить банальный достаток ресурсов и отсутствие конкуренции, и как количество овощных бананов определяет судьбу людей, ими питающихся. Если проводить явную «биологическую» параллель с приматами, яномамо можно сравнить с типичными шимпанзе, а пирахан – с бонобо. Шимпанзе также выживают в жестоких условиях, у них выражена агрессия и патриархальный уклад общества с жесткой конкуренцией, а бонобо, вследствие вольготной жизни, решают весь вопрос сексом и имеют слаборазвитую иерархию. Голландско-американский биолог Франс де Вааль, исследующий питомцев зоопарков, говорит: «Шимпанзе решают сексуальные проблемы силой; бонобо решают силовые проблемы сексом».
