Вы когда-нибудь могли себе представить, что светлую мечту о либертарианском мiстечке-полисе, где все живут в согласии и не платят налоги, могут разрушить…медведи? (What? Что?)
Сегодня мы публикуем ультраохуенный текст, который является, пожалуй, лучшей антирекламой либертарианства. В нём есть ВСЁ: 200 безумных любителей НАП, один крошечный городок в Новой Англии, несколько меценатов, активисты против обрезания, Церковь собраний, горы мусора и личная драма.А ещё раскол в движе, который привёл к тому, что город был захвачен медведями.
Часть активистов начала подкармливать Ursus americanus’ов, часть просто отгородилась стеной на краю городка, а самые радикальные организовали хрустальную ночь в лесах Новой Англии, уничтожив почти кучу медведей в радиусе нескольких километров.
Спойлер: это не помогло.
Оригинальный материал опубликован впервые в New Repiblic.
В своих просветительских кампаниях Служба Национальных Парков США подчеркивает важную деталь: если вас атакует бурый медведь или медведь гризли — ПРИТВОРИТЕСЬ МЁРТВЫМ. Раскиньте руки и ноги и прижмитесь всеми силами к земле, лицом вниз. После нескольких попыток перевернуть вас (никто не говорил, что будет легко) медведь, скорее всего, уйдет. Но если вас атакует черный медведь — НЕ ПРИТВОРЯЙТЕСЬ МЁРТВЫМ. Вы должны либо бежать, либо, если уже поздно, отбиваться от него (изогнутые когти, сила укуса почти 50кгс/см², всё такое).
Но не волнуйтесь, до этого почти никогда не доходит. Как этим летом было отмечено в социальной рекламе Службы Национальных Парков, медведи «обычно просто хотят, чтобы их оставили в покое. Разве с нами не так же?» Другими словами, если вы столкнетесь с черным медведем, постарайтесь выглядеть большим, медленно отступите назад и надейтесь, что в душе он либертарианец. Если только медведь, о котором идет речь, не родом из лесов западного Нью-Гемпшира. Потому что, как предполагает новая книга Мэтью Хонгольца-Хэтлинга, несчастное животное может начать вести себя куда агрессивнее обычного, и видеть в либертарианстве в первую очередь способ приготовления человечины.
Хонгольц-Хетлинг — опытный журналист из Вермонта, номинант на Пулитцеровскую премию и лауреат премии Джорджа Полка. В своей книге «Шел либертарианец по лесу: утопический план освобождения американского городка (и медведи)»¹ он путешествует по сельской местности Новой Англии, воссоздавая удивительный и невероятно странный эпизод новейшей истории. Это так называемый Free Town Project, в рамках которого группа либертарианских активистов пыталась захватить крошечный городок Графтон в Нью-Гемпшире и превратить его в прибежище либертарианских идеалов. Этакий социальный эксперимент — Ущелье Голта умноженное на Новый Иерусалим. Эти люди находили друг друга в основном через интернет, где размещали манифесты и занимались утопическими мечтами на форумах и имиджбордах. Их политические убеждения были весьма специфичными, но все они сходились во мнении, что радикальная свобода рыночных отношений и рынка идей — это нераскрытое благо, что «этатизм» в виде вмешательства государства (прежде всего, налогов) — это зло само по себе. Они верили, что предоставленные сами себе свободные люди будут процветать и саморегулироваться благодаря огромной силе Логики, Разума и экономической эффективности. Для вдохновения они использовали прецеденты как из художественной литературы (да, Эйн Рэнд в первую очередь), так и из реальной жизни. В частности, серию проектов микрогосударств, реализованных в странах Тихоокеанского и Карибского бассейнов.
Следует заметить, что почти все подобные микро-нации кончили довольно печально, и ситуация в Нью-Гэмпшире тоже не предвещала ничего хорошего, особенно когда люди, «работающие над созданием собственной утопии», сталкиваются с расплодившейся и обнаглевшей популяцией медведей. Границы владений и прочая рыночная логика катятся в таком случае ко всем чертям. Результат — повествование одновременно уморительное, пронзительное и глубоко тревожное. Зигмунд Фрейд писал, что ценность цивилизации заключается в том, что уязвимость человека перед «безразличной природой» и другими людьми стала менее критичной. Хонгольц-Хетлинг представляет в миниатюре пример того, как политика, идолизирующая стремление к свободе, — как индивидуальной, так и экономической — на самом деле является рецептом обнищания и упадка одновременно и на том, и на другом фронте. Для Соединенных Штатов, которые окутаны вирусом, растущим изменением климата, безжалостным корпоративным грабежом и кризисом государственных институтов, уроки этого крохотного городка в Нью-Гемпшире могут быть полезны.
Как отмечает Хонгольц-Хетлинг, «в стране, известной суетливыми штатами со стремлением к независимости, Нью-Гемпшир — один из самых суетливых и непокорных». Нью-Гемпшир, в конце концов, является штатом под девизом «Живи свободно или умри», не облагая граждан ни подоходным налогом, ни налогом с продаж, и может похвастаться, среди прочего, самой высокой долей владения пистолетами-пулеметами на душу населения. В случае с Графтоном, история свободной, так сказать, жизни имеет глубокие корни. Колониальные поселенцы города начали с игнорирования традиционного уклада жизни индейцев Абенаки, скупая землю у отца-основателя Джона Хэнкока и других авантюристов. Затем они прогнали роялистские правоохранительные органы, пришедшие за пиломатериалами для британской короны, и вскоре обнаружили предел своих мечтаний в виде уклонения от уплаты налогов. Еще в 1777 году граждане Графтона просили правительство освободить их от налогов, а когда получили резкий отказ, просто перестали их платить.
Почти два с половиной столетия спустя Графтон стал чем-то вроде магнита для причудливых типов и искателей: от адептов Церкви Объединения Преподобного Мун Сонь Мёна до уставших хиппи и прочих ребят в таком духе. Для этой истории особенно важен некто Джон Бабьярц, разработчик программного обеспечения со смехом клоуна Красти, который переехал из жутко этатистского Коннектикута в 1990-е годы в усадьбу в Нью-Гемпшире со своей не менее свободолюбивой женой Розали.
Переехав в этот блаженный край, который был, как пишет Хонгольц-Хетлинг, «как будто они прошли через временнýю аномалию прямиком в революционные дни Новой Англии, когда свобода была важнее лояльности, а деревьев было больше чем налогов», они начали совсем новую жизнь. Джон, в конце концов, стал главой добровольного пожарного департамента Графтона (который он описывает как «предприятие по взаимопомощи») и баллотировался на пост губернатора с либертарианской программой. Несмотря на то, что претензии Джона на высокий пост успехом не увенчались, его амбиции остались непоколебимыми, и в 2004 году он и Розали связались с небольшой группой либертарианских активистов. Не может ли Графтон, с его отсутствием законов о зонировании и низким уровнем гражданского участия, быть идеальным местом для создания сознательного сообщества, основанного на Логике и Принципах Свободного Рынка? Ведь в городе с менее чем 800 зарегистрированными избирателями и большим количеством имущества на продажу, для заинтересованной группы переселенцев, чтобы закрепиться и завоевать доминирующее положение в муниципальном управлении не потребовалось бы много усилий.
Так и начался Free Town Project. Либертарианцы ожидали, что их будут приветствовать как освободителей, но первое же городское собрание показало им неприятную действительность. Многие из предположительно свободолюбивых граждан Графтона видели в них в первую очередь чужаков, и только потом (возможно) — соотечественников. Напряжение усилилось еще больше, когда жители полезли в гугл и узнали, что означает «свобода» для некоторых из новых колонистов. Один из первоначальных вдохновителей этого плана, некий Ларри Пендарвис, писал о своем намерении создать общину, в которой будут уважаться «свобода торговли человеческими органами, право на проведение дуэлей, и данное Господом, но недооцененное право на организацию так называемых Битв Бомжей». Он также оплакивал преследование «преступления без жертвы», коим считал «каннибализм по обоюдному согласию». «Логика — странная вещь», отмечает Хонгольц-Хетлинг.
В то время как Пендарвису, в конце концов, пришлось осуществлять свой бизнес по доставке филиппинских невест почтой и мечту о муниципальных переворотах в другом месте (в Техасе), его товарищи по Free Town Project остались непреклонны. Вскоре они убедили себя в том, что, несмотря на все свидетельства и реакцию на Пендарвиса, Проект должен на самом деле пользоваться поддержкой молчаливого большинства свободолюбивых жителей Графтона. Что вообще могло пойти не так? В конце концов, речь идёт о Свободе. И потому либертарианцы продолжали приезжать, несмотря на то что сам Бабьярц вскоре пришел к выводу, что «либертарианцы действовали по вампирским канонам — приглашение войти, после того как оно было предложено, отменить невозможно». Точные цифры трудно назвать однозначными, но в конечном итоге население города, насчитывающее чуть более 1100 человек, возросло на 200 новых жителей, в подавляющем большинстве своем мужчин, с весьма радикальными взглядами и большим количеством оружия.
Хонгольц-Хетлинг описывает многих новичков, каждый невероятнее другого, но в то же время вполне реальных. Люди, присоединившиеся к Free Town Project в первые пять лет его существования, были, по его словам, «свободными радикалами» — людьми, у которых «или слишком много денег, или их нет совсем». Либо с непромотанным капиталом, либо им нечего терять. К примеру — Джон Коннелл из Массачусетса, приехавший с божественной миссией, потратил свои сбережения, купив исторический Центральный Дом Собраний Графтона, и превратив его в «Церковь Мирных Собраний». Он попытался смешать яркие народные искусства, странные разглагольствования нового пастора (коим стал сам Коннелл), и донкихотское стремление добиться права на освобождение от налогов, одновременно отказавшись признать законность Налогового Управления США в предоставлении такого права.
Или Адам Франц, самопровозглашенный антикапиталист, и его палаточный городок, служащий «стихийным сообществом выживальщиков» несмотря на то, что никто из присоединившихся к нему не выжил бы в лесу и недели. А также Ричард Энджелл, активист против обрезания, известный как «Dick Angel» или Хуянгел.
Список можно продолжать. Как поясняет Хонгольц-Хетлинг, либертарианство действительно может стать зонтичным явлением, особенно когда картина представляет собой новый пейзаж для любителей свободы, делающих «дома из юрт и фургонов, трейлеров и палаток, геодезических куполов и транспортных контейнеров».
Если либертарианское видение Свободы может принимать разные формы и размеры, то есть основной момент, общий для всех: «занудам» и «этатистам» следует держаться подальше. И потому активисты потратили годы на агрессивную программу делегитимации и захвата власти, их страсть к судебным тяжбам сочеталась только с энтузиазмом к сокращению бюджетов государственных услуг. Они сократили и без того крошечный годовой бюджет города в 1 миллион долларов на 30 процентов, утопили город в серии судебных разбирательств, а также в абсурдной, конфронтационной манере троллили шерифа, чтобы набрать просмотры на YouTube.
Графтон и так был небогатым городком, а с уменьшением налоговых поступлений ситуация только ухудшалась, несмотря на рост населения. Множились выбоины в асфальте, участились бытовые конфликты, возросло количество насильственных преступлений, а муниципальные работники начали отключать свет. «Несмотря на многообещающий старт, — сухо отмечает Хонгольц-Хетлинг, — надежный рэндианский частный сектор на смену государственным услугам так и не пришёл». Вместо этого Графтон из «гавани для отчаявшихся» стал скорее «одичавшим» городом. И тут на сцену выходят они. Медведи.
Чёрные медведи, следует подчеркнуть, как правило, весьма спокойные ребята. В лесах Северной Америки их проживает примерно три четверти миллиона. В среднем в год от нападения черного медведя погибает не более одного человека, несмотря на то, что медведи и люди все чаще вступают в контакт в расширяющихся пригородах и на пешеходных тропах. Однако отслеживая заголовки о встречах людей с медведями в Новой Англии в качестве регионального журналиста в 2000-х годах, Хонгольц-Хетлинг заметил кое-что тревожащее: чёрные медведи в Графтоне не были похожи на других черных медведей. Необычайно наглые, они стали тусить на лужайках и на внутренних двориках даже днем. Обычно медведи избегают громких шумов, эти же просто игнорировали попытки жителей Графтона их прогнать. Цыплята и овцы стали исчезать с пугающей скоростью, пропадали и домашние питомцы. Один из жителей играл с котятами на своей лужайке, когда вышедший из леса медведь схватил двух из них и быстренько ими перекусил. Вскоре медведи стали болтаться на крыльцах и пытаться зайти в дома.
Сочетая подробное описание с вызывающими научными фактами, изображение медведей Хонгольц-Хетлинга переходит от комического к откровенно пугающему. Эти животные могут чувствовать запах еды в семь раз дальше дрессированной ищейки, с легкостью переворачивать камни весом более 130 килограмм, и при необходимости могут обгонять оленей. Когда медведи, наконец, начали калечить людей, напав на двух женщин в их домах, описанные Хонгольц-Хетлингом сцены стали просто кошмарны. «Если вы посмотрите им в глаза, вы поймете, — говорит одна из выживших, — насколько они нам чужие».
Что же не так с медведями Графтона? Хонгольц-Хетлинг подробно рассматривает этот вопрос, исследуя многочисленные гипотезы о том, почему существа стали такими нехарактерно агрессивными, безразличными, умными и смелыми. Это отсутствие системы зонирования, вытекающее из этого вторжение в среду обитания медведей и нежелание жителей Графтона платить за мусорные контейнеры, защищенные от медведей? Могут ли медведи каким-то образом выйти из себя, возможно, даже ободриться от инфекций токсоплазмоза, собранных из мусорных баков и отходов сельского хозяйства? Окончательного ответа на эти вопросы нет, но ясно одно: либертарианский социальный эксперимент, проводимый в Графтоне, был совершенно неспособен справиться с этой проблемой. «Активисты Free Town Project обнаружили, что ситуации, которые так легко решались в абстрактной среде интернета, оказались трудноразрешимыми в жизни».
В борьбе с нашествием медведей жители города также оказались вынуждены бороться с аргументами некоторых либертарианцев, спрашивавших, стоит ли вообще что-то делать, особенно при учёте того, что некоторые жители города начали кормить медведей просто потому, что они могли. Одна женщина, которая благоразумно решила остаться за ширмой никнейма «Doughnut Lady» или Дама с Пончиками, рассказала Хонгольц-Хетлингу, что она регулярно устраивала на своем участке медвежьи пиршества из куч зерна, с глазированными пончиками сверху. Если те же самые медведи шли уже на чужую лужайку в ожидании подобного угощения, то это была не её проблема. Медведи, в свою очередь, были вынуждены ориентироваться в смешанных посланиях, посылаемых людьми, которые поочередно бросали в них петарды и пирожные. Таковы парадоксы Свободы. Некоторые люди просто «не понимают ответственностей жизни в либертарианской общине», — сетует Розали Бабьярц, и ее слова хорошо обрисовывают проблему.
Под внешним давлением медведей и из-за внутренних конфликтов Free Town Project начал рассыпаться на части. Втянутые в «разборки о том, кто из них живет Свободно, но Свободно в верном смысле», либертарианцы опустились до обвинений друг друга в этатизме, пока остальные люди, в группах и по отдельности, делали лучшее или худшее из того, что могли. Одни продолжали кормить медведей, другие строили ловушки, третьи попрятались в своих домах, а четвёртые начали передвигаться по улицам с более крупнокалиберным оружием. После одного особенно жестокого нападения сформировалась тайная группа людей, перестрелявшая более десятка медведей в их норах. Эта попытка, будучи совершенно незаконной, лишь временно снизила медвежью популяцию. Достаточно скоро медведи вернулись в строй.
Между тем, мечты многочисленных либертарианцев заканчивались по-разному — у кого-то драматично, а у кого-то тихо. Предприятие по развитию недвижимости, известное как Grafton Gulch (названное в честь диссидентского анклава из «Атлант расправил плечи» Эйн Рэнд), пошло на дно. Пастор Джон Коннелл так и не смог добиться освобождения от налогов, он разорился, и оказался не в состоянии оплатить электричество в церкви. Посреди суровой зимы он отапливал церковь свечами, а затем погиб при пожаре. Адам Франц бросил свою коммуну выживальщиков, которая вскоре обнесла себя стеной, подобно тюремному комплексу, видимо, чтобы лучше наслаждаться Свободой. А Джон Бабьярц, бывший инаугуратором проекта, стал мишенью для неустанного очернения его бывшими идеологическими соратниками, которые не оценили его этатистский отказ позволить им наслаждаться незащищенным пламенем в весьма пожароопасный полдень.
Когда другое, более известное либертарианское предприятие социальной инженерии, Free State Project, получило общенациональное внимание, способствуя массовому притоку в Нью-Гемпшир в целом (в отличие от простого Графтона), судьба Free Town Project была предрешена. Графтон стал «просто еще одним городком в штате множества возможностей», возможностей, в которых не будет той же проблемы с медведями.
Или, по крайней мере, пока что не будет. В масштабах всего штата порочная взаимосвязь между стремлением к сохранению природы и желанием сэкономить в управлении Нью-Гемпширом трансформировалась в подход к «медвежьему менеджменту», который можно охарактеризовать как «laissez-faire» или «и так сойдёт». Когда жители Графтона обратились за помощью к должностным лицам New Hampshire Fish and Game (аналог департамента природопользования и охраны окружающей среды), в ответ они получили разве что напоминания о том, что охота на медведей без лицензии является незаконной, приправленный виктимблеймингом. «Разве женщина, на которую напал медведь, не готовила в то время жаркое в кастрюле? Нет? Ну, тем не менее». Даже когда государство попыталось обуздать популяцию, было уже слишком поздно. В период с 1998 по 2013 год количество медведей в Нью-Гемпшире удвоилось. «Мишка пришёл в Нью-Гемпшир — учитесь жить с медведями», советует обучающая литература штата.
Иными словами, проблема медведей гораздо больше, чем отдельных чокнутых либертарианцев, отказывающихся обезопасить свой мусор. Это проблема, порожденная многолетним пренебрежением и бесхозяйственностью законодателей и, возможно, безразличием налогоплательщиков Нью-Гемпшира, которые неохотно идут на повышение выплат и выделение ресурсов на охрану природы, даже в то время как традиционный источник финансирования New Hampshire Fish and Game — доход от охотничьих лицензий — уменьшился. За исключением разве что Дамы с Пончиками, никому не нужны медведи лужайке, но, по-видимому, никто не хочет вкладывать средства в учреждения, делающие неблаговидную работу, чтобы не допустить появления зверей в городах. В какую обёртку не заверни это безразличие и самоуспокоение — в риторику финансовой осмотрительности, доморощенный энвайроментализм или индивидуальную ответственность, конечный результат один и тот же: медведи остаются на месте и размножаются.
Их процветание, как представляется, также связано с антропогенными бедствиями, которые проявляются на национальном и глобальном уровнях в виде нерационального строительства и землепользования, а также с климатическим кризисом. Хонгольц-Хетлинг неоднократно отмечал тот факт, что бурная медвежья активность разворачивается параллельно со все более частыми засухами. Засушливое лето вполне может лишить медведей традиционных растительных и животных источников пищи, а необычно тёплая зима нарушает или даже убивает их способность впадать в спячку. Между тем, человеческий мусор, насыщенный высококалорийными искусственными ингредиентами, накапливается, предлагая особенно заманчивые угощения зимние дни. Особенно в местах, где практика зонирования и утилизации отходов столь же беспорядочна, как в Графтоне, но также и в районах, где пригородные застройки простираются все дальше и дальше в ареалы обитания диких животных. В результате может появиться новая разновидность медведя, который «разрывается между опасностями и вкусной едой, которые обеспечивает человек. Он больше лишен сна, больше взволнован, более отчаянный и более нервный, чем медведь, живущий в дикой природе».
Жаждущие новых рубежей в личной автономии и рыночной эмансипации люди, изменили окружающую среду, расширив возможности изголодавшихся медведей. Игнорирование провала природной охраны и нарастающих кризисов не заставит их исчезнуть. Но кто-то может успокоиться, будучи уверенным в том, что, когда результаты (или, скорее, медведи), наконец, появятся во всей красе, последствия уже не будут иметь значения.
Когда медведи появляются в сообществах с высоким уровнем доходов, таких как Ганновер, отмечает Хонголц-Хетлинг, они получают пародийные аккаунты в Твиттере и быстро эвакуируются властями в дикие места на севере. Более бедные сельские жители оказываются предоставлены сами себе, и, пытаясь исправить ситуацию собственными силами, получают от государства не помощь, а штрафы. Другими словами, «непреднамеренный естественный отбор медведей, которые пытаются выжить бок о бок с современными людьми», разворачивается одновременно с социал-дарвинистской конкуренцией между людьми на фоне разрушающейся инфраструктуры и скудных ресурсов.
Разница между самоуправлением эксцентричных либертарианцев и государством, чьей реакцией на кризис является «живите теперь с этим», скорее количественная, чем качественная. Даже самые самоуверенные жители Графтона неизбежно должны столкнуться с чем-то более серьезным, чем они сами — будь то нападения медведей, незаметные паразиты токсоплазмоза или образ жизни, в котором свобода рынков в конечном итоге пожирает свободу личности. В этом они едва ли одиноки. Очевидно, что, когда речь идет об определенных видах проблем, ответ должен быть коллективным, поддерживаться общественными усилиями, и в нем должно доминировать нечто иное, чем размытые воззвания к рыночной рациональности и максимизации личной свободы. В противном случае, мы все должны научиться, когда и как притворяться мёртвыми, и надеяться на лучшее.
Патрик Бланчфилд, 13 октября 2020
Примечания:
¹ «A Libertarian Walks Into a Bear: The Utopian Plot to Liberate an American Town (and Some Bears)». Matthew Hongoltz-Hetling, September 15, 2020
