Революция 1905 года — одно из самых ярких событий в истории дизайна русской прессы. Неравнодушие автора ко всем этим «штыкам», «нагаечкам» и «бурям» читателю рубрики уже должно быть хорошо знакомо. Оно вполне оправдано. Время было плодотворное, контент выходил красивый и интересный, а история вокруг него — поучительная и полезная, особенно сейчас.
На время забудем о красотах и поговорим о цензуре. Помним — под острым соусом там подавали такие идеи, что удивительно, как редакторов вообще носила земля. В смысле, почему они не умирали от рези в животе куда смотрела цензура?
Итак, мы в 1905 году. Идет революция. На улицах люди с наганами. У некоторых оружие пока спрятано, но как говорил Гапон: «Тогда вы выкинете свои красные флаги, которых вы до тех пор не должны показывать; тогда и песни революционные можно петь; тогда крест в сторону; тогда мы сделаем революцию!» Боевиков косвенно и не очень поддерживает пресса, жалующаяся на жестокость властей и всякие ужасы, что царское правительство творит с народом, который «просто хочет свободы и исполнения принятых законов».
Почему вообще выходили такие журналы? Полный ответ займет целый университетский курс, а краткий — государство в России было очень и очень человеколюбивым. Особенно в сравнении со своими соседями. Со слабым полицейским аппаратом, ограниченным мягкими законами и гуманизмом императора. Между толпой и разночинцами, готовыми прямо призывать хвататься за ножи, стояли только цензура и суд.
Когда пошла жара, и революционеры начали бегать по улицам с кипятком и бомбами, то предварительная цензура «просто перестала справляться со своими обязанностями». Это немного (очень) странно. Ведь революция — это самое время закручивать гайки, а не ослаблять их. Представьте, что сейчас в любом развитом государстве вроде России, США и Британии по улицам начнут бегать люди с бомбами, а правительство заявит: «Граждане, мы решили разрешить издавать агитки террористов, которые недавно взрывали метро». Историки что-то недоговаривают.
24 ноября 1905 г. Николай II, направляя в Сенат Высочайший указ о повременных изданиях, так комментировал этот документ: «Ныне, впредь до издания общего о печати закона, признали мы за благо преподать правила о повременных изданиях, выработанные Советом министров и рассмотренные в Государственном совете. Правилами этими устраняется применение в области периодической печати административного воздействия, с восстановлением порядка разрешения судам дел о совершенных путем печатного слова преступных деяниях». Что это значило? Манифест от 17 октября 1905 года провозглашал свободу слова, но рамки свободы еще только предстояло обозначить законодательно.
Фактически предварительная цензура была постепенно отменена. До этого она не только раздражала писателей, но еще делала бессмысленными даже попытки предложить к печати революционные материалы и иллюстрации. Хотя и с предварительной цензурой некоторые редакторы тоже неплохо справлялись. Уже упоминавшийся нами Юрий Арцыбушев придумал следующее. Цензор получал не собранный макет номера со всеми текстами и картинками, а пачку всего по отдельности. Брал папку с иллюстрациями, листал, и, не заметив ничего крамольного, — одобрял. После чего довольные работники типографии расставляли текст с картинками так, как было задумано by design.
Номера, нарушающие закон, по новым правилам можно было арестовать, а ответственных подвергнуть суду. Но поскольку серьезных последствий за нарушения не было, то выходили новые и новые журналы и газеты. Закрытая газета появлялась на улицах под новым брендом буквально на следующей неделе. Как так, ведь было наказание, ответственность? Конечно. Новые правила запрещали выпускать номер без подписи ответственного редактора либо указания типографии. Это делалось, чтобы в случае нарушений вся сила правосудия обрушивалась на конкретные головы, и эти головы, желая усидеть на плечах, принимали бы меры.
Так что там должно было обрушиться? Во время революции (бомбы, кипяток, наганы) были приняты и действовали следующие виды наказания: 1) за выпуск в свет издания до получения установленного свидетельства; 2) за отказ представить экземпляры издания в соответствующие органы; 3) за выпуск в свет издания без подписи ответственного редактора или без обозначения типографии; г) за набор или печатание издания в своей типографии без свидетельства. Такого рода проступки наказывались штрафом до 300 рублей. Гораздо строже, вплоть до заключения в тюрьму на срок от восьми месяцев до одного года и четырех месяцев, каралось «возбуждение в повременном издании к устройству или продолжению стачки …в таком предприятии, прекращение или приостановление деятельности которого угрожает безопасности Государства или создает возможность общественного бедствия». Строго, заключением в тюрьму на срок от 2 до 8 месяцев или арестом на срок не свыше 3 месяцев, каралось: 1) возбуждение к устройству беспорядков скопищами; 2) распространение посредством печати «заведомо ложных о деятельности правительственного установления сведений, возбуждающих в населении враждебное к ним отношение».
Стоит сформулировать покороче и повторить: за угрозу государственной безопасности штрафовали на 300 рублей. Серьезная сумма по тому времени. За призыв к выходу на улицы со всеми очевидными для того момента последствиями (не забыли про наганы?) — карали тюрьмой до 8 месяцев. Наверное, вы не удивитесь, узнав, что многих отпускали под залог до суда и даже приговоренных выпускали досрочно.
Ответственность за исполнение цензурных обязанностей Министерство внутренних дел возложило на местные администрации. Чиновники лично отвечали за каждый пропущенный запрещенный материал, поэтому работали хорошо. Тем не менее, несмотря на эффективное устройство аппарата, перекрыть поток красной пропаганды не получалось, потому что ограничения были очень и очень несущественными.
