Что мы можем понять из эмигрантских картинок о России? Для этого, прежде всего, предлагаем вам не брать творчество эмигрантов как отдельное явление, которое осталось в прошлым и не перекликается с будущим. Мы рассмотрим его параллельно с теми событиями, которые происходят прямо сейчас.
Поскольку нынешняя эмиграция еще только началась, то у исторической мы возьмем более ранний период: ограничимся временем надежд условно до начала коллективизации и последующей волны наиболее жестких сталинских репрессий в России.
Прежде всего скажем, что те и эти эмигранты бежали от разного. 1920-е — это бегство от революции. Желание вернуться и вернуть отобранное и запрещенное. Символика той русской миграции — это просто та государственная символика, которая была в России до революций февраля и октября. Далеко не все эмигранты были монархистами, но тем не менее они изображали орла с коронами, публиковали фотографии царской семьи и рисовали картинки из жизни не «освобожденной февралем» России, а спокойные довоенные времена.
Мигранты февраля 2022, напротив, желают перемен в стране и порой перемен радикальных. Их активную часть не устраивают нынешние символы, которые являются историческими. Критическому взгляду подвергаются и герб, и флаг. Подобного движения с «антиимперским» характером в эмиграции 20-х прошлого века не было. Ирония заключается в том, что его риторика больше всего сходна с идеями большевиков, хотя и не совпадает с ними полностью. Не совпадает и символика. Символика большевиков была хоть и революционной, но исторической. Они не придумали красный бант и красный флаг, в отличие от современных русских эмигрантов, которые стремятся создать полностью собственные символы.
Заметим, что вопросы к русскому орлу могут быть вполне справедливыми, ведь для него как раз исторически принято отражать текущее положение вещей. Короны, ленты и гербы на нем, регалии в лапах менялись и должны меняться естественным образом, а если не меняются, то уж их обоснование точно должно соответствовать современным реалиям.
Однако протестные настроения против триколора не выдерживают ни исторической критики, ни просто рациональных аргументов.
Если взять иллюстрацию, то и в ней мы видим совершенно разные перспективы. Старые эмигранты, помимо карикатурного и реалистического изображения страданий народа под властью большевиков, предавались ностальгии по ушедшим мирным временам. По старому укладу, праздникам, либо запрещенным при коммунизме, либо осуждаемым ими и вычеркнутым из календаря. На Пасху и Рождество мы видим рассказы в журналах, праздничные обложки и все, чего лишились беженцы от репрессий, что они хотели вернуть.
Сейчас и ситуация, и настроения в протестной среде за границей иные. Со стороны власти нет ни массовых репрессий, ни гонений, ни попытки перестроить общество. Наоборот, она использует консервативные настроения в своих целях. Что порождает ответную реакцию у тех, кто хочет место этой власти занять, вернувшись из уютных грузинских труще… то есть гостеприимных кварталов. Мы скорее увидим этих людей в футболках с горящим московским кремлем и церковными куполами, чем с иллюстрациями, подобными тем, которые украшали «Иллюстрированную Россию» или «Сатирикон». В фокусе их внимания будут оставшиеся на родине соратники и их судьба или идеи «прогрессивного мира», которых, по их мнению, не хватает России. Оппозиционные иллюстраторы в бегах совсем не заняты вздохами о том, какие старые традиции они оставили, покинув страну.
Какие мы можем сделать выводы из нашего беглого анализа? Пока что полной картины не видно. Она станет четче на расстоянии. Сейчас, через целый век, мы сочувствуем русским эмигрантам. Мы понимаем их боль, мы живем отчасти теми же проблемами, последствиями того, что заставило их бежать. Нам жаль потерянного. Того, что даже в России уже не возродить, и того, что не вернет себе прежний масштаб и блеск. Будут ли потомки так же засматриваться на картины жизни и символы, которые производит культура новой эмиграции? Смогут ли они найти такой же теплый отклик? Это зависит, как и прежде, от того, какая идея возьмет верх.
