Примечание от переводчика:
В этот раз мы залезем ещё глубже в кроличью нору прогрессивных СМИ. Напомню – ирония, ирония и ещё раз ирония. Без неё сгорит попа. Причём быстро, буквально в первых абзацах.
***
«Воссоединение My Chemical Romance заставило меня переосмыслить моё место среди эмо и место эмо в культуре чернокожих»
Оригинальный текст «I Was a Weird Black Emo Teen in a Misery-Obsessed White Subculture» размещен на Vice Canada и написан Итёрнити Мартис. Переведено специально для Local Crew Артёмом Учуаткиным.
Как бывший эмо-подросток, что до сих пор проводит хотя бы час свободного времени в неделю за прослушиванием эмарской музыки – в частности, My Chemical Romance – я пристально следила за их неизбежным возвращением. Больше пяти лет я шпионила за их персональными аккаунтами в Твиттере и Инстаграме, листала Гугл-Новости в поиске крупиц информации. И выяснила, что они собираются воссоединиться: изменены фотографии профилей в Инстаграме и Фейсбуке; в мае Джо Джонас распускал сплетни про воссоединение, на что гитарист MCR Франк Аеро влепил ему ответочку, где назвал Jonas Brothers «диснеевской группой»; плюс Warner Records неосторожно релизнули новый мерч. Всё это время MCR изо всех сил отрицали воссоединение, ломая нашу общую мечту. Но не меня. В офисе, где я работаю, я официальная плакальщица, когда разговор заходит о новостях о MCR.
В прошлом месяце, после того как я узнала о первом за 8 лет туре My Chemical Romance, я позвала маму, женщину, что видела меня во всех моих раздражающих костюмах и которая любила меня достаточно сильно, чтобы появляться со мной, носящей их, на публике. «Я думала, это просто период такой», – сказала она, как и любой другой родитель эмо-ребёнка. – «Ты совсем не повзрослела с тех пор!»
Честно говоря, да. Эмо исчезли в середине–конце нулевых (и для многих из нас это произошло в ноябре 2010 вместе с релизом Danger Days: The True Lives of the Fabulous Killjoys (последний альбом MCR из вышедших на данный момент, – прим. переводчика). И несмотря на то, что многие из нас неизбежно взрослели и двигались дальше, другое большинство не было готово прощаться.
Я была не просто эмо-подростком – я была чёрным эмо-подростком. Если кто-то и был непонят, озлоблен и ущемлён, то это была я. В свои 14 я отошла от поп-панка и прослушивания Good Charlotte, Gob и Sum 41 на своём плеере – мои шмотки держались непозволительно огромными булавками, на конверсах красовались надписи чёрным маркером, а носки были радужными – и перешла к чёрным футболкам с названиями музыкальных групп, резиновым браслетам, украшениям с черепами и бантами в волосах. Весь девятый класс я шаталась по коридорам школы в полном одиночестве, таская с собой альбом с распечатанными изображениями своих любимых эмо- и скримо-групп: MCR, From First to Last, The Used, Panic! at the Disco, Fall Out Boy, Weezer, которых слушала на уроках и восхищалась, пока всякие тупые придурки швыряли в меня монетками. После школы я врубала альбом From First to Last «Dear Diary, My Teen Angst Has a Body Count» и красилась так, будто я плачу – для фоток в MySpace. А ночью я становилась MsGeeWay (ник автора, судя по контексту, – прим. переводчика) и писала фанфики с кроссоверами c MCR и From First to Last на уже не существующем fandomination.net. (К 13 годам я стала одним из самых популярных писателей фанфиков в этой категории). Прячась за анонимностью в интернете, я не имела необходимости беспокоиться за то, что я одна из немногих чёрных эмо. Но в моей старшей школе в Торонто, где все были одержимы хип-хопом, мороженым и эйр-джорданами, я была стрёмной чёрной эмо-девочкой, у которой никого не было, даже парни не хотели, чтобы я находилась рядом.
Я не отрицала, что была ни к месту. Начиная с музыкальных групп, которые мне нравились, и людей, появляющихся в их клипах, и заканчивая теми, кого я видела в жизни и интернете, – вся эмо-субкультура была полностью белая. Я чувствовала себя полностью исключённой: не существует даже «мертвенной бледности» для темнокожих, тогда как белые детишки успешно притворялись мёртвыми, что является стандартной темой жанра. Мои кудрявые, крепкие волосы не выпрямлялись, а красный и чёрный цвета не ложились на мои волосы так, как я хотела. Мой дедушка смотрел на меня с широкими глазами, когда я выходила из дома в рваных шмотках, обвешанная ремнями: «Ты пойдёшь вот так?». В обществе что чёрные, что белые смотрели на меня с растерянностью и насмешками. А что хуже всего, когда я пыталась заговорить с другими эмо, например, с несколькими из школы или теми, кто работал в ТЦ, – они буквально сразу игнорировали меня. Я была олицетворением того, о чём поют их любимые музыканты – я была лишней. Несмотря на свою любовь к музыке, я устала быть в субкультуре, не принадлежа к ней. К 16 годам я уже слушала Топ-40 и хип-хоп, переключилась с тёмного макияжа на более натуральные тона, а мои расписанные вэнсы сменились на меховые ботинки. Я завела друзей, начала ходить на свидания и растворилась среди других подростков. Я стала обывалой.
Даже теперь, в мои поздние 20, я до сих пор глубоко люблю эмо-культуру, и несмотря на то, что подобное признание вызывает шок у белых людей, это не удивляет цветных, вышедших из эмо-культуры, которых я встречала. Всё это время они скрывались, плача эмо-слезами над альбомами Dashboard Confessional в темноте своих закрытых комнат, зная, что эмо-культура принадлежит белым детишкам, а не им. Мне интересно, слушают ли они, как и я, до сих пор ту музыку, ведь никто так не жаждет эмо-культуры больше, чем цветные, которые не имели возможности полностью прочувствовать её.
Наша драгоценная ностальгия по эмо-культуре всегда балансировала на грани её возрождения. BuzzFeed опубликовал статью об эмо-культуре в прошлом мае. Homesick: Emo Night собирается на регулярной основе в Онтарио; эмо-ночи в Лос-Анджелесе с вечеринками и двухдневными фестивалями привлекают целую толпу любителей эмо, это даже заставило Сони Мура воссоединиться со своей группой From First to Last. Всё это время мы обменивались мемами об эмо-культуре, слушали мэш-апы эмо-групп с крупными современными исполнителями и пели от всех наших чёрных сердец эмо-песни в караоке.
И, по ощущениям, триумфальное возвращение My Chemical Romance доказывает то, что все эмо знали: эмо никогда по-настоящему не умирают и изгои всегда остаются изгоями. Что ещё более показательно, билеты на концерты распродаются в Великобритании за минуты, в то время как все билеты из тура в Северной Америке распродаются за считанные часы, побив несколько рекордов. Как написал New York Post, мы «повзрослевшие эмо-дети» и вернулись, чтобы вновь посетить детство, которое для всех нас было ужасным и одновременно спокойным благодаря музыке MCR. Я следила за своими любимыми эмо-группами все 10-е, наблюдая как они пересоздают себя в новое десятилетие, принадлежащее музыке и культуре хип-хопа. Вместе с подростками и их родителями я продолжала трясти головой под Panic! at the Disco, Fall Out Boy и Weezer, которые были вдохновлены поп-музыкой, хип-хопом и R&B. Как Weezer поют в «Beach Boys», песне выпущенной в 2017 году в альбоме «Pacific Daydream»: «It’s a hip-hop world and we’re the furniture» (Этот мир принадлежит хип-хопу, и мы в нём мебель, – прим. переводчика).
Хип-хоп удивительно хорошо соотносится с эмо: общая тема «восхождения» и униженности. Оба стиля уходят во тьму и осмысляют жалость к себе из-за ущемлённости теми, кому это сходит с рук; расчищают путь для возможности более эмоционально выражать свою боль и желание человека – чёрного человека в частности. (Подумайте о любой песне Дрейка или группы The Weeknd, чей альбом My Dear Melancholy и выступление на фестивале Coachella были названы супер-эмарскими). Непохожие на неприкасаемые мизогинистические жанры музыки вроде кантри, эмо и хип-хоп тоже получили свою долю обвинений в жестокости, особенно в отношении женщин – за последние пару лет несколько участников эмо-групп были обвинены в сексуальных преступлениях.
Благодаря взаимодействию с мейнстримными хип-хоп исполнителями, Fall Out Boy более или менее остались на плаву, хоть это и спорно. Благодаря коллаборациям с Jay-Z, Lil’ Wayne, Makonnen и поздним Lil Peep’ом – известным как «будущее эмо-сцены» – FOB умудрились успешно проводить туры и создавать альбомы. Смешение эмо и хип-хопа породило эмо-рэп, который стал популярен в 10-е в виде Soundcloud-реперов, таких, как Lil Peep, Lil Uzi Vert, Juice WRLD, Princess Nokia. В 2018 эмо-рэп стал самым быстрорастущим жанром на Spotify. Все эти исполнители признают в своих интервью огромное влияние эмо-культуры на их эстетику и музыку, разрушая миф об отсутствии чернокожих в эмо-культуре. Мы также можем найти эссеистику от бывших чёрных детей эмо на таких сайтах, как Pitchfork и Gal-Dem. Нас больше, чем может показаться. Эмо должно принадлежать нам так же, как оно принадлежит белым.
Если учесть низкую инклюзивность эмо-культуры в ранние 2000-е, эта культура может не выжить, если не признает это и не признает огромный вклад женщин, цветных людей и чёрных исполнителей в возвращении эмо. В условиях растущего правого движения, антииммиграционных настроений и антиженской культуры многие из нас снова становятся изгоями. Это момент, когда эмарский ангст (иррациональный страх, – прим. переводчика), желание протеста и сжигание мира дотла актуальны как никогда. Всё больше и больше музыкальных групп заявляют, что не хотят видеть среди фанатов сексистов, гомофобов, трансфобов или расистов или делают заявления с помощью песен. Например, песня Fall Out Boy «G.I.N.A.S.F.S.» расшифровывается как «Gay is Not a Synonym for Shitty» («Гейский не значит дерьмовый», – прим. переводчика). Если эмо могут использовать свои собственные белые привилегии против той вещи, которую они сами поклялись разрушить – несправедливый мир – то это могло бы укрепить их фан-базу и вело бы нас в мир, где прогрессивные знаменитости и их взгляды вознаграждаются лояльностью фанатов. Несмотря на то, что я никогда не чувствовала, что эмо-культура репрезентует меня как чёрную женщину, она точно поддерживала меня как интроверта, стрёмного подростка и иногда как озлобленного взрослого. Благодаря этому я навсегда с ней.
Я выцепила билеты на MCR, пока эта статья писалась. Даже моя мама, не позволявшая мне слушать эмо-музыку у себя в машине, продержалась со мной в очереди за билетами. Хоть я и оставила в стороне вопрос одежды и меня уже не особо беспокоит отсутствие прически как у Джастина Бибера, я чувствую себя эмо как никогда раньше. Я громко слушаю MCR в метро, игнорируя шокированные взгляды окружающих, беспокоившие меня раньше. Моей подушкой для рыданий после расставаний стали альбомы Fall Out Boy. А в Твиттере я присоединяюсь к другим фанатам в обсуждении наших любимых песен, и мне больше не нужно прятаться за аватаркой профиля. И так как большая часть людей, которых я встретила, были либо приверженцами 2000-х или фанатами эмо-рэпа 2010-х, я застряла в перекрёстке между культурой, что отвергала меня и той, что создана такими, как я.
Не могу дождаться, когда мы все, повзрослевшие обозлённые эмо-детишки, снова объединимся для того, чтобы пережить последний недостающий кусочек нашей юности – концерт MCR. В этом месте, вне зависимости от расы, мы будем справедливо злы на мир, отличающийся от того, который существовал когда мы удаляли свои аккаунты на MySpace. В этот момент будет неважно, какого ты цвета. И в этот миг мы все забудем о мрачном будущем, что нас ждёт.
