В легкое и безмятежное предвоенное время, известное как belle époque, стиль ар-нуво пестрел женскими образами из романтической древности — нимфами, богинями, духами европейских мифологий. В компании с ними были персонификации стран и всего, что попадет в фокус внимания. Этих красавиц с белоснежными улыбками рисовали такими легкими и чистыми, что сейчас немного странно от того, в каком контексте их использовала реклама.
А реклама во все времена одинаковая.
Интересно взять отдельный случай с Россией-матушкой и, держа в памяти нынешнюю казенно-патриотическую нетерпимость к «сомнительному» использованию любимых народом вещей, заглянуть в рекламную индустрию того времени. Прежде всего, изображение нашей Родины в качестве женщины можно было видеть в социальной рекламе и агитации: политические союзы и противостояния, призыв на войну и заступничество за союзников — везде была наша прекрасная Россия в национальном костюме. Это очевидное и благородное изображение. Но, кроме того, появилась масса коммерческих плакатов, и вот на них Матушка Россия — которую не называли, но образ считывался — предлагала и пиво с вином, и табак, и другие, более невинные товары.
Пожалуй, дело было не столько в бессовестности рекламщиков, сколько в легком отношении публики к тому, что изображено в рекламе, хотя недовольные были всегда. Представители образованных классов, в их числе и авторы реклам, были снисходительны и даже требовали таких сценок, если сами заказывали рекламу. А простым сословиям нравилось, что на плакатах можно увидеть людей в платьях, которые похожи на их собственные. Скромные средневековые девицы рекламировали духи для современных дам, русский витязь курил папиросы, и над всеми ними стояла сама Русь, предлагая прохладное пиво.
Мы вовсе не хотим навести читателя на мысль, что в угоду бизнесу все средства хороши, и что прилично бросать в воронку продаж все без разбора. Есть вещи, которые люди хотят оставить нетронутыми, и так должно быть. Просто приведенный исторический пример — небольшая демонстрация того, что наши чувства и то, как в нашей голове возвышенное соседствует и перемешивается с прозаическим — всегда сложнее и тоньше, чем заключение чиновника или броский заголовок журналиста.
