«Смесь» — название рубрики в журналах XIX века. В таких разделах публиковался разнообразный развлекательный и познавательный контент, не объединенный общей темой.
Поговорим про эстетику и необходимость. Иногда к месту произнесенный тост или верно выбранный дизайн могут помочь большому и важному делу. Автор затрудняется сказать, что было таким делом для советского правительства в сороковые: спасение Отечества, спасение себя и родных? Второе точно, а первое, пожалуй, как необходимое условие для второго.
Благодаря таким необходимостям в окно Овертона красной эстетики влез русский человек. Огляделся и начал обустраиваться. Мы знаем, к чему это привело в итоге, но сейчас хотим поговорить несколько об ином.
На страницах этой рубрики много сказано о том, как подъем национального чувства отразился в дизайне XIX и начала XX века. И о том, как 1917 год пресек этот процесс. Но возобновился он не в 1991, а, как, вероятно, известно читателю, во время противостояния двух социализмов: социализма немецкой нации и интернационального в лице СССР.
Каким бы антиколониальным, социально-справедливым и противошовинистическим ни был коммунистический режим, ему приходилось считаться с реальностью. С тем, что большинству населения государства безразлична мировая революция и судьба черной расы, угнетаемой белым американским «буржуем». Особенно в условиях, когда впереди маячит новая война. Да, конечно, может быть, Сталин ее не ждал, но все к ней готовились. Журналы эмигрантов с самого прихода к власти нацистов начали печатать соответствующие карикатуры и статьи. Советские тоже все понимали. И чтобы подстелить соломки на случай, если за ними придут, начали будить чувство исторической вражды у русских.
Так появился «Александр Невский» Эйзенштейна. Фильм снят очень вовремя — в 1938 году. Мы опустим историю «реабилитации» русского правителя, останки которого были осквернены коммунистами в подражание французским бра… коллегам из прошлого. Будем верны своей теме и коснемся только дизайна, а в частности, такой неочевидной вещи, как надписи, которые играют в этой картине важную роль.
На протяжении фильма нам показывают название, титры и несколько слоганов. Слоганы выглядят как очень прямолинейная агитация. Все это вполне обычно, но необычно оформление. Выше мы упоминали национальный русский расцвет и его конец. На место «буржуазному» патриотизму и «великоросскому шовинизму» пришел интернационализм. Никакого славного Средневековья, подвигов предков и всей этой колониальной чуши. Только освобождение народов! В том числе очистка России от русской эстетики. Но в тридцатые под угрозой немецкого вторжения все изменилось.
Хотя стоп. В оформлении «Невского» нет ничего исторического. Никакого полуустава, вязи. Ни намека на эти вещи, тесно связанные не только с народом, но и с религией. Религию пока еще было нельзя. Но призывать защитить русскую землю (ну вы поняли) было надо. И по иронии судьбы в кино о том, как православные дерутся с католиками в разгар конфликтов между самими православными русскими князьями, оформили шрифтом в стиле конструктивизма.
Конструктивизм — это не совсем советское явление. Почва для него была подготовлена еще в конце XIX века английскими дизайнерами, но то были робкие попытки поставить функцию выше стремления человека красиво оформить свои вещи. После революции 1917 года стиль, который начал формироваться в 1910-е, расцвел и был взят на вооружение интернационалом, потому что «сел как влитой». Он провозглашал торжество промышленной сути вещей, демонстрировал не мастерство и фантазию художника, а экспрессию новых технологий. Фабрика превыше дома и машина превыше человека. Это не декларировалось, но так получалось. Город по замыслу конструктивистов должен был превратиться в фабрику, которая работает для великой высшей цели. Чтобы лучше понять эту философию, как она реально воплощалась, пожалуй, просто отошлем читателя к роману «Мы», а сами продолжим про буквы.
К концу тридцатых конструктивизм был благополучно забыт как эстетически, так и функционально. У Сталина были другие вкусы, за что автор этого текста никогда не устанет благодарить Бога. Что касается архитектуры без кухонь и антиутопического города-конвейера, работающего на людях, как на топливе — их порешала реальность.
В титрах не указан художник-оформитель, поэтому нам неизвестен автор идеи показать палочные буквы на фоне средневековой Руси. Возможно, им является художник-постановщик Иосиф Шпинель или его помощник Николай Соловьев, о котором очень трудно найти достаточно сведений.
Так или иначе, сочетание исторической картинки с буквами, которые должны отрицать все старое и «отжившее», рассказывая только о новом и революционном, да еще и в таких пропагандистских целях — уникальный случай, заслуживающий внимания.
В основе конструктивистского шрифта лежало нечто вроде того, что эти угловатые буквы есть нейтральная «техническая» основа. Буквы без стиля, без характера. Как обнаженный двигатель трактора. Как стул из согнутых труб, который для дизайнеров того времени олицетворял собой чистую технологию, а не фантазию человека, которую они считали излишеством и праздной тратой сил. Никакой ажурности, мягкости и прочего, что не свойственно «нашему стремительному веку».
Реальность порешала не только сам конструктивизм, но и кино Эйзенштейна. Следующая его историческая картина «Иван Грозный» вышла в уже привычном нам оформлении, сложившемся до воцарения советской власти. Небольшой глитч в дизайне был устранен природными силами. О судьбе остальных искажений мы умолчим. Наша рубрика — исключительно о внешнем.
