Советская шрифтовая цензура

Советская шрифтовая цензура

Иллюстра уже достаточно много писала о шрифтах. Шрифт — это важная часть визуальной культуры и в случае с русской культурой обладающая достаточно яркой индивидуальностью. Поэтому нам небезразлично, что будет с ним происходить и что происходило с ним в прошлом. «Вы находитесь здесь» — результат не наших действий, а многих поколений наших предков. То место, где сейчас находится русский шрифт, достаточно неплохое. Хотя наше относительно выгодное положение обязано собой большим бедам. Чтобы объяснить читателю этот противоречивый тезис, мы углубимся на сто лет назад.

Но для начала уточним, где мы сейчас. Там, где шрифтовому дизайнеру есть чем заняться. За тридцать лет новой России появилось много качественных шрифтов. Происходит постепенное становление разных школ шрифта, можно даже пойти на курсы и заняться любым видом исторической каллиграфии. Дизайнеры собираются чтобы обсудить, как рисовать, как менять и как изучать шрифт. Перед нами огромное поле для деятельности.

Наличие этого поля — несомненный плюс, но причина его возникновения трагична. Если бы не некоторые события, то поле было бы уже частично засеяли в прошлом веке. О причинах, по которым мы стоим на такой плодородной почве, покрытой густым слоем золы, и почему столько пространства перед нами пустует, сегодня и пойдет речь.

Вокруг орфографической реформы 1918 года идут очень локальные, но очень горячие обсуждения. Ломаются копья и сыпятся проклятия в обе стороны. Сегодня нас совершенно не интересуют ее цели. Мы только укажем на одно важное последствие. После отмены «реакционных букв» большевики стали изымать литеры из свинцовых типографских касс. Доверяли это дело обычно не самым разбирающимся в предмете людям, если не сказать больше. Поэтому во многих типографиях на один реновированный шрифт могла прийтись пара тройка уничтоженных целиком. 

У автора есть предположение, что нередко в полном уничтожении шрифта играл роль корыстный интерес исполнителей. Сплав, из которого изготовляли литеры, имел довольно ценные качества. Даже сегодня старые «советские» шрифты продают на Авито с указанием на то, какие замечательные из них можно отлить вещи.

Так или иначе, от реформы шрифтов стало меньше. До конца двадцатых сохранялась большая коллекция старинных шрифтов, которую собрали в первые годы десятилетия. Ее просто уничтожили. В 1930 году коммунистическая власть приняла обязательный Общесоюзный стандарт 1337 «Шрифты гартовые». ОСТ 1337 регламентировал ассортимент шрифтов, производимых отечественными словолитнями. Фактически он определял и шрифтовой ассортимент типографий, а не вошедшие в него шрифты должны были быть изъяты и сданы для переплавки. Что и было исполнено. Стандарт вступил в силу в 1932 году. 

Отдельно заметим, что хранившиеся в коллекции шрифты некая комиссия, разумеется, тоже не частная, должна была изучить и отобрать те, что, по ее мнению, годятся к использованию. Значит, по крайней мере, часть ее должна была сохраниться. Но головы одного змея, видимо, не считали нужным оговаривать друг с другом собственные решения. Быстрее сработала та, которая своим дыханием уничтожила все подчистую. Точнее, все, кроме буквально нескольких стальных форм для отливки.

По поводу этого события сокрушались уже тогда, при советской власти. Образованные люди, в отличие от властей, понимали, что происходит и какие будут последствия. Их голоса даже попадали в газеты. «Советская культура» за 1955 год донесла до нас возмущение писателя Леонида Леонова: «Куда пропало разнообразие шрифтов, которыми всегда отличалась русская полиграфическая промышленность? По чьему вкусу остался нам на радость один, лично мне представляющийся если не убогим, то уж никак не пригодным для художественной литературы, „латинский“ шрифт, которым набирается, как правило, чуть ли не все, что попадает на типографский двор…».

Эти странные преобразования были связаны с появлением планового хозяйства. Казалось бы, что мешало изъять отмененные буквы и продолжить пользоваться всеми шрифтами? Вместе с планом пришла новая стандартизация. Не то чтобы нельзя было включить в новый стандарт 100% имеющихся шрифтов. Но у треста «Полиграф» была своя логика. То ли необходимость изобразить труд, то ли действительно искренние эстетические и идейные соображения привели к тому, что в 1925-27 годах из 1500 рассмотренных шрифтов утвердили к дальнейшему использованию всего половину. Новых шрифтов «Полиграф» при этом не создал.

Помимо уже упомянутых коллекций, были и другие. Их собирали в том числе члены комиссии по стандартизации. Некоторое количество шрифтов из них пропало без следа. Имеются упоминания неких лиц, что вот такой-то собрал коллекцию, она находилась в институте, наверное, пылится до сих пор. Как позже выяснилось, ничего уже не пылится: скорей всего, тоже переплавлено.

Но это был процесс «утряски», скажем так. Любыми из этих шрифтов в принципе никто пользоваться не запрещал. Рисовать можно было почти что угодно. Разве что не было заказа, а заказчиком могло быть только государство, если не считать короткий период НЭПа. Дальнейшие события развивались не менее деструктивным и, может быть, даже еще более абсурдным образом.

Как читатель наверное уже догадался, к шестидесятым годам правительство посредством регулирующих законов и исполнительных органов уничтожило большую часть шрифтов, имевшихся в России на момент Октябрьского переворота. Однако оно не могло изъять у художников и дизайнеров шрифта их желание рисовать новое. У некоторых членов правительства идея переплавки творческих стремлений в аграрные наверняка вызвала бы восхищение: «Вместо ста новых шрифтов дадим стране сто сортов кукурузы!». 

Проблема заключалась только в том, что новые шрифты были необходимы. После войны потихоньку восстановилась нормальная печать — насколько она могла быть тогда нормальной. Печати, не считая скудного набора текстовых шрифтов, нужны декоративные. Вывески тоже сами себя не нарисуют. Афиши, даже кое-какая реклама. 

Так появилось явление, известное сейчас под названием «Советский леттеринг». Это надписи, сделанные не готовым типографским шрифтом, а нарисованные рукой в единственном экземпляре. С нуля. Чем-то это явление похоже на создание старинных логотипов, которые не имели клише и порой значительно различались в зависимости от того, какой художник делал рекламу либо вывеску. Леттеринг или «рисованные шрифты», как их называли современники, был отдушиной советского шрифтового художника. Областью дозволенного. «Серьезные» работы, проекты текстовых и декоративных шрифтов ложились в стол. В продакшен художник отправлял заголовки для книжных обложек, буквицы и прочие оформительские штуки. 

Из-за стесненных условий произошло странное искажение. Рисованные шрифты превратились в самоцель. Довольно много людей воспринимало их не как суррогат, а как полноценный инструмент и достойную творческую цель. Принципиально, конечно, ничего дурного в леттеринге нет. Но только в том случае, если он не заменяет собой шрифт там, где в нем нет ни практической, ни эстетической необходимости. Заменяет по причинам «нечего использовать» и «другое нельзя».

Нельзя было почти все. Точнее, нельзя было все, за исключением того, что разрешали после специального решения. Причиной подобной цензуры, кроме глупости, вполне могла быть и идейность. Хоть и существует утверждение, что в коммунизм перестали верить еще до войны, коммунистическая практика вполне сохранялась и прекрасно била по всему живому. С одной стороны, к шестидесятым годам большую часть шрифтов уже ликвидировали. С другой, художники могли найти старые книги, что-то скопировать, подсмотреть у иностранных коллег. Доступ к зарубежной литературе и шрифтовым каталогам все-таки был, хоть и весьма ограниченный. В основном благодаря провозу журналов, зашитых под подкладку одежды, и прочим подобным ухищрениям. Поэтому за ними присматривали и вовремя приводили в чувства.

Самый любимый автором пример белых списков был найден в воспоминаниях типографа Максима Жукова. В 1964 году он получил «суровую отповедь» за проект шрифта, которым сейчас пользуются все, начиная от ваших районных чиновников, заканчивая самыми требовательными дизайнерами. Речь о вариации Гельветики. Шрифт Ариал, который установлен на всех компьютерах в мире, относится именно к ее ближайшим родственникам. Гельветику было нельзя. Как сказали Жукову: «Это за­пад­ный шрифт ре­клам­но­го ти­па, со­вер­шен­но не­при­ме­ни­мый в на­ших усло­ви­ях. У нас он не привьет­ся» (курсив автора). Что и у кого в итоге не привилось, мы предоставим оценить самому читателю. 

В 1980-е ситуация в государстве изменилась. Началось шрифтовое возрождение. Его историю мы оставим для отдельной статьи.

Надеемся, что эта довольно краткая и сжатая статья поможет далекому от шрифтовой индустрии читателю разобраться в том, какую роль сыграла советская власть и ее идеи в такой узкой и малоизвестной области, как шрифтостроение. «Иллюстра» по большей части рассказывает вам о том, что было до коммунизма. Своими глазами вы видите, что происходит после. Вопрос «А куда все делось?» еще рано считать закрытым, но позвольте нам считать этот выпуск удовлетворительным ответом.

Задонать своей кибердиаспоре
И получи +14 баллов социального рейтинга!
Image link