Пресса никогда не была независима. Более того, только малую часть своей истории она не подвергалась государственной цензуре. Как мы уже писали в цикле о революционной карикатуре, когда цензура ослабляет хватку — плотину прорывает, и художники пускаются во все тяжкие. Но яркие события начала XX века заслонили от нас более ранние перемены в государстве и обществе —время, когда карикатура проявляла себя сильнее, чем обычно.
На неудачи в крымской кампании 1853-56 годов русское общество реагировало по-разному. Одни хотели компенсации, другие наоборот — призывали к пацифизму или прямо критиковали власти. Для этого, конечно, использовалось не только печатное слово. Карикатура к тому времени существовала давно, но ее острота зависела от давления закона и того, насколько общественные деятели чувствовали смелость перейти рамки. Иногда писатели и карикатуристы позволяли себе больше, чем можно было бы ожидать для того времени — как правило, они платили за это арестами и закрытием своих изданий.
В это же время Александр II вступил на престол и сходу начал свои Великие реформы, которые, растянувшись на годы, освободили крестьян и сделали еще много всего. Важным побочным явлением их было то, что у людей появилось ощущение большей свободы, отчего демократическая пресса стала по своему обыкновению атаковать результаты реформ и их исполнителей. До царя тогда добраться было совершенно невозможно, поэтому целью довольно острой сатиры становились министры, генералы и чины пониже. Конечно, острота была относительная, потому что карикатуристам, как и писателям приходилось, использовать эзопов язык. У них было немного больше инструментов для этого — несложно нарисовать так, что никакой честный суд прямо ничего не докажет, а если добавить к рисунку осторожную и двусмысленную подпись, то можно «проскочить».
Таким образом «проскакивали» издания вроде нигилистического «Русского слова», основанного Пушкиным «Современника» или более простой и массовой «Искры» (это не та революционная «Искра», которую мы знаем, но тоже неспокойная по меркам своего времени компания). Они быстро сообразили, что «пора» переходить от простого зубоскальства по поводу неудач в Крыму к повседневным проблемам, при этом усилив нажим. Карикатура для этого оказалась очень удобным инструментом, более лаконичным и понятным, чем слово. В художественном отношении она была не так интересна, как работы, созданные позже — в 1900 и 1910-е годы. Это можно объяснить тем, что в карикатуру часто приходили не профессиональные художники, а политически активные люди — публицисты, хотевшие выразить свои идеи через графику. Несмотря на неоригинальность стиля и подачи, в 1860-е русские карикатуристы все-таки сделали один важный шаг — к массовости — адаптировав для своих нужд лубок. В серийные печатные картинки для народа стали проникать политические темы, которых до этого в них было исчезающе мало. Правда, видимого эффекта такая мягкая сила не оказала.
История карикатуры этого периода закончилась ожидаемо — росчерком пера и оттиском печати с двуглавым орлом. Уже в начале шестидесятых давление на главные издания усилилось. «Искре», как массовому журналу, популярному у студентов, было уделено особое внимание. Цензоры всерьез взялись за ее карикатуру. Редакция билась с ними как могла, но постепенно материалы смягчались, а в 1870 от карикатуры отказались вовсе, «оставшись без зубов», по мнению современников. «Русскому слову» и «Современнику» возможно тоже удалось бы побороться, но их жизнь оборвал выстрел Дмитрия Каракозова. В 1866 году террорист стрелял в императора, был схвачен, и у него нашли упомянутые журналы. Церемониться с ними не стали.
