«-Скажите, дорогой мой, что там за толпа? Что там, собственно, происходит?
-Хлеба требуют, бунтуют барин!
«…»
-Что там за толпа? Чего они хотят?
-Революцией пахнет…»[1]
Предыдущая часть этого исследования, рассказала вкратце о том, как сложилось противостояние оппозиции и власти, и обрисовала вкратце положение в январе – феврале 1917 года. Как было видно, оппозиция начала наступление на власть вяло, её связь с рабочими была разорвана, а планы дворцового переворота так и остались планами. Теперь, если посмотреть в февраль 1917 из февраля 2017, можно с определённой уверенностью сказать – революцию вызвала улица. Начавшиеся очередные, привычные забастовки, уже переросли в массовые безпорядки, которые вызвали военный бунт, паралич властей и оппозиция возглавила уличные толпы постфактум, сделав крупный бунт – революцией. Что послужило причиной к тому, что очередные забастовки, до этого легко разгонявшиеся войсками, ввергли центральную власть в столице в ступор и привели к образованию революционного правительства? Какие именно законы привели улицу в движение и как оппозиция смогла «обуздать» эту стихию? Как очередной бунт перерос в революцию?
Пока ещё это безпорядки…
23 февраля.
17 февраля (2 марта), на Путиловском заводе началась очередная забастовка, с требованиями рабочих повышения зарплаты на 50%,[2] и с целью протеста против увольнения с предприятия группы рабочих активистов.[3] Отказ администрации завода удовлетворить требования пролетариев вылился в сидячую забастовку рабочих. После недолгого совещания, администрация завода предложила рабочим 20% надбавку, но 21 числа уволила рабочих бастовавшего цеха.[4] Эта карательная мера вызвала недовольство рабочих других цехов, и дабы предотвратить более опасный поворот событий, администрация завода принимает следующее решение – 22 февраля (7 марта) завод был закрыт на неопределённый срок, и тем самым 30 000 рабочих оказались на улице без денег и с угрозой отправки на фронт. На следующий же день, состоялась демонстрация ткачих с заводов на Выборгской стороне и на Нарвском тракте, посвящённая международному дню женской солидарности.[5] Наличие огромных хлебных очередей, которые привыкли жить слухами и множить их, стало питательнейшей почвой для роста безпорядков. Демонстрации ткачих, десятки тысяч безработных пролетариев стали той самой искрой, которые подожгли хворост в очередях. По приблизительным подсчётам их число определялось в 128 000 человек, по данным С.С. Ольденбурга – число бастующих было 90 000 человек,[6] с этой же цифрой соглашается и Г.М. Катков.[7] Шли они под лозунгами: «Хлеба и мира!», «Долой войну!», «Долой самодержавие»[8] и большое количество красных флагов.[9] В разных концах города, по сообщениям полиции, пели Марсельезу. Как позже говорил следственной комиссии Временного правительства сам начальник Петроградского военного округа, генерал-лейтенант С.С. Хабалов, демонстрации под красным флагом были вызваны исключительно недостатком хлеба. Из донесений Глобачёва: «Сегодня с утра, явившиеся на заводы мастеровые Выборгского района постепенно стали прекращать работы и толпой выходить на улицы, открыто выражая протест и недовольство по поводу недостатка хлеба.»[10] Итак, хлеб стал поводом для открытого выражения недовольства, потому что после лозунгов с требованиями хлеба сразу возникли лозунги с политическими требованиями. Приложили ли к этому руку революционеры? Да, безусловно, и большевик Шляпников об этом сам говорил, что шло обсуждение лозунгов на демонстрации, которые отражали бы программу большевиков.[11] Вечером, Русское бюро ЦК партии большевиков, собирается на квартире Павлова и принимает решение – расширять и продолжать забастовку, под лозунгами прекращения войны и свержения монархии.[12] Нарвский райком партии большевиков принял решение о вовлечении в борьбу солдат петроградского гарнизона.[13] Забавно отметить следующий факт – представитель петроградского комитета большевиков советовал ткачихам воздержаться от демонстрации, а на следующий день узнав о демонстрации он пришёл в возмущение, так как всё шло не по инструкции.[14] Большевики опасались, что правительство и фабриканты смогут разсеять частные забастовки и задушат восстание в зародыше.
Как это ни покажется странным – демонстрация с красным флагом считалась событием вполне ожидаемым, поэтому особого удивления и резонанса она не вызвала,[15] но и напротив – рабочий лозунг «Долой войну» вызвал недовольство мещан, которые, в целом, сохраняли патриотические «оборонческие» настроения, и поэтому призыв рабочих их даже отшатнул.[16] Полиция разгоняла демонстрации и доходило до смешного: приближение отряда полицейских разсеивало рабочих, которые тут же собирались в другом месте,[17] и такая игра в догонялки продолжалась до вечера, так как в городе был сильный мороз, а полицейским и рабочим очень хотелось назад, домой, в тепло, и поэтому забастовки и демонстрации 23 февраля, получив новых сторонников на рабочих окраинах города, и взбудоражив хвосты, закончились, чтобы продолжиться на следующий день.
Полную картину происходящего в городе рисует сообщение Охранного отделения от 23-го февраля 1917 года. Я приведу его полностью: «23-го февраля с 9 часов утра, в знак протеста по поводу недостатка чёрного хлеба в пекарнях и мелочных лавках, на заводах и фабриках района Выборгской части начались забастовки рабочих, которые затем распространились на некоторые заводы, причём в течение дня были прекращены работы в 50 фабрично-заводских предприятиях, где забастовали 87 534 человека рабочих. Рабочие Выборгского района, около 1 часа дня, выходя толпами на улицы с криками «дайте хлеба», стали одновременно производить в местах беспорядки, снимая по пути своего следования с работ работавших товарищей и останавливая движение трамваев, причём демонстранты отнимали у вагоновожатых ключи от электрических двигателей и били стёкла в некоторых вагонах. Забастовщики, энергично разгоняемые нарядами полиции и вытребованными конными воинскими частями, рассеиваемые в одном месте, вскоре собирались в другом, проявляя в данном случае особое упорство. (выделено мной – Т.А.) Лишь к 7 часам вечера в районе Выборгской части порядок был восстановлен. (выделено мной – Т.А.) К 4 часам дня часть рабочих всё-таки перешла поодиночке через мосты и по льду реки Невы на большом её протяжении, и достигла набережных левого берега, где рабочим удалось организоваться в прилегающих к набережным улицам и затем, почти одновременно, снять с работы рабочих 6-ти заводов в районе 3-го участка Рождественской и 1-го участка Литейной части и далее произвести демонстрации на Литейном и Суворовском проспектах, где рабочие были разогнаны. Почти одновременно с этим, в 4/2 часов дня на Невском проспекте, вблизи Знаменской и Казанской площадей, часть бастующих рабочих произвела несколько попыток задержать движение трамваев и учинить беспорядки, но демонстранты были тотчас же разгоняемы и движение трамваев восстанавливалось».[18] Шляпников объясняет рост забастовок солидарностью рабочих,[19] но мне здесь видится, скорее совпадение наэлектризованной публики из очередей, демонстраций, и уволенных рабочих, что всё вместе под «хлебным лозунгом» дало повод к политической демонстрации.
Как сообщали донесения полиции: «К вечеру 23-го февраля усилиями чинов полиции и воинских нарядов порядок повсеместно в столице был восстановлен».[20] Надолго ли?
24 февраля.
Правительство среагировало помещением в газетах официального объявления о том, что хлеб есть,[21] но увы – оно не возымело никакого эффекта. 24 февраля, уже 200 000 бастующих[22] при поддержке рабочих и мещан ВСЕГО Выборгского района заполонили улицы Петрограда. Студенчество, как наиболее активная мыслящая часть населения, приверженная социалистическим идеям, как идеям справедливого переустройства общества, немедленно подключается к возникшей «революции». Вызванные в помощь полиции конные части и казаки получали летящие из толпы камни, куски льда и палки, а публика милостиво относилась к «голодным» демонстрантам, которые наглели, видя, что шашки конницы не покидают ножен – за 23 и 24 февраля было избито 28 городовых.[23] По мнению Каткова, лозунг «Хлеба!» действовал и на войска, которые не хотели стрелять и разгонять толпу которая «лишь хлеба просит».[24] А на заседании правительства вопрос о безпорядках даже не разсматривался[25] – настолько пока министры были уверенны в том, что военная власть сможет навести в городе порядок. Зато градоначальник Балк уже передаёт власть в руки генерала Хабалова, потому что полиция уже не справлялась с наведением порядка[26] – требовалась армия, которая брала на себя полицейские функции охраны правопорядка и общественного спокойствия. Хабалов разместившись в штабе Петроградского Военного Округа на Дворцовой площади, разбил город на сектора, вверив их войсковым начальникам.[27] Спиридович, позже резко осуждал подобное решение Хабалова: «В Петрограде по чьей-то нелепой инициативе был выработан знаменитый план подавления безпорядков. Его и стали проводить прямолинейно, по-военному, отстранив высшее полицейское начальство, и ничего, кроме дурного из этого не вышло.»[28] Вот пример, большевик Шляпников вспоминал, что уже в тот день на Знаменской площади конная полиция была встречаема градом поленьев, камней, кусков льда, а казаки ничего не предпринимали и только кланялись толпе.[29] Другой случай бездействия казаков приводит гвардейский полковник Хондеев, когда казаки пропустили демонстрантов на мост.[30] Это был тревожный признак, который очень громко отзовётся на следующий день.
Зарисовка с натуры. В первые дни революции, стало обыденным делом для хулиганов опрокидывание трамваев и их остановка. Во время революции, когда ослабляются традиционные меры порядка, на огонь мятежа слетаются разного рода уголовные элементы и шпана, которая ищет здесь возможности лишний раз поживиться. Массовые стихийные бедствия и социальные катаклизмы вызывают своеобразных гиен рода людского, которые пользуются этим как методом наживы – легче грабить и безнаказанно буянить именно в такой стихии всеобщего смятения. Да простит научно настроенный читатель, если позволит мне процитировать художественное произведение, чтобы на мгновение перенестись в революционный Петроград и дать ему почувствовать это трамвайное хулиганство:
«Иван Ильич наспех выпил кофе, вышел на улицу и вскочил в трамвай полный народа; здесь опять почувствовал ту же тревогу. «…» На углу Большого проспекта вагон остановилс. Пассажиры зашевелились, стали оглядываться, несколько человек спрыгнуло с площадки. Вагоновожатый снял ключ, сунул его за пазуху синего тулупа и, приоткрыв переднюю дверцу, сказал со злой тревогою:
-Дальше вагон не пойдёт.
На Каменоостровском и по всему Большому проспекту, куда только хватал глаз, стояли трамвайные вагоны. На тротуарах было черно, – шевелился народ. Иногда с грохотом опускалась железная ставня на магазинном окне. Падал снежок. На крыше одного из вагона появился человек в длинном, расстёгнутом пальто, сорвал шапку и, видимо, что-то закричал. По толпе прошёл вздох – о-о-о-о-о… Человек начал привязывать верёвку к крыше трамвая, опять выпрямился и опять сорвал шапку. О-о-о-о! – прокатилось по толпе. Человек прыгнул на мостовую. Толпа отхлынула и стало видно, как плотная кучка людей, разъезжаясь по жёлто-грязноватому снегу, тянет за верёвку, привязанную к трамваю. Вагон начал крениться. Толпа отодвинулась, засвистали мальчишки. Но вагон покачался и встал на место, слышно было, как стукнули колёса. Тогда к кучке тянущих побежали ос всех сторон люди. Озабоченно и молча стали хвататься за верёвку. Вагон опять накренился и вдруг рухнул, – зазвенели стёкла. Толпа, продолжая молчать, двинулась к опрокинутому вагону.
-Пошла писать губерния…»[31]
Вот как это попытался передать в своём романе «Хождение по мукам», А.Н. Толстой. Теперь, чтобы получить этому документальное подтверждение, дадим же слово современникам событий. Революционер Шляпников: «В 7 1.2. вечера по Лесному проспекту (в районе второго участка Выборгской части) на остановке трамвая группа рабочих отцепила прицепной вагон и опрокинула его. Нарядом полиции вагон был поднят и движение восстановлено.»[32] Служащий министерства земледелия, М.М. Пришвин заносил в свой дневник: «На Невском, как и в 905 году. Трамваи остановились, где-то в районе Ямской улицы все еще ходит конка, старая, темная, настоящая прежняя конка.»[33] Опять процитирую донесение полиции ещё от 23 февраля: «Рабочие Выборгского района «…» стали одновременно производить в местах беспорядки «…» останавливая движение трамваев, причём демонстранты отнимали у вагоновожатых ключи от электрических двигателей и били стёкла в некоторых вагонах.»[34]
Словом, символом февральских безпорядков, помимо «голодных» демонстраций, может стать ещё и перевёрнутый трамвай.
Бунт разгорается.
25 февраля.
На знаменской площади, у памятника Александру III, разгорелся непрекращающийся митинг. С пьедестала памятника произносились речи антивоенного и революционного содержания, которые слушала не только толпа, но и солдаты, что действовало на них разлагающее.[35] Там произошёл один из поворотных инцидентов. Лучшим топливом революции является кровь, и там она пролилась. Наряд казаков на Знаменской совершенно не препятствовал демонстрантам, но вскоре туда прибыл наряд конной полиции вместе с полицейским приставом, полковником Крыловым. Он решил проявить личную храбрость и вдохновить солдат – вырвать красное знамя у демонстранта. В результате Крылов был отрезан толпой от полицейских и убит то ли лопатой, то ли шашкой. Согласно распространённой версии, он был зарублен именно казаком.[36] Версия о причастности казака к расправе над приставом заслуживает доверия, так как если вспомнить как вели себя казаки ещё 24 числа – пропускали демонстрантов, не реагировали на толпу, вызывая у неё восторги – это не покажется удивительным. Этот факт публичной расправы над представителем власти – «фараоном», дружно объединил толпу и казаков, и с этого момента вспыхнула первая искра угрозы военного бунта. Теперь толпа уже не опасалась войск, которые не стреляли в них уже третий день, а теперь почти присоединились к ним, и попытка задавить бунт военной силой становилось труднее. Толпа сама активно перешла в наступление, до этого её жертвами были исключительно городовые, то теперь стрельба из револьверов по войскам, метание бутылок, петард и гранат в войска уже стали для неё нормальным.[37] Сопротивление полиции в предшествовавшие дни привело потом к ужасным расправам над ними. Надежда оставалась на запасные батальоны.
Вечером, Хабалов получил от императора телеграмму – «Повелеваю немедленно прекратить безпорядки, недопустимые в тяжёлое время войны с Германией и Австрией». Сам Хабалов позже признавался: «Эта телеграмма, как бы вам сказать? – быть откровенным и правдивым: она меня хватила обухом… Как прекратить «завтра же»… Государь повелевает прекратить во что бы то ни стало… Что я буду делать? Как мне прекратить? Когда говорили: «хлеба дать» – дали хлеба и кончено. Но когда на флагах надпись «долой самодержавие» – какой же тут хлеб успокоит! Но что же делать? – Царь велел: стрелять надо… Я убит был – положительно убит! Потому что я не видел, чтобы это последнее средство, которое я пущу в ход, привело бы непременно к желательному результату…»[38] На самом деле, генерал действовал более спокойно – он всё-таки нашёл средства не раздражать толпу, и соблюдать порядок. В 10 вечера, в штабе Хабалова было созвано совещание чинов полиции и армии, чтобы решить – как восстановить порядок в столице, и Хабалов отдал приказ: «Господа! Государь приказал завтра же прекратить беспорядки. Вот последнее средство, оно должно быть применено… Поэтому, если толпа малая, если она не агрессивная, не с флагами, то вам в каждом участке дан кавалерийский отряд, — пользуйтесь кавалерией и разгоняйте толпу. Раз толпа агрессивная, с флагами, то действуйте по уставу, т.е. предупреждайте троекратным сигналом, а после троекратного сигнала – открывайте огонь.»[39] Самодержавие клало на чашу весов свою козырную карту – армию.
А теперь давайте подытожим процесс революции в первые её дни. Конечно, называть активность рабочих демонстраций, стихийный разгул толп и бесчинства шпаны, при вялом сопротивлении войск революцией нельзя. Однако, процессы этого бунта, позволяли ему увеличиваться по нарастающей. Как уже было сказано, уволенные путиловцы стали заводилами процесса, а демонстрация ткачих взорвала очереди и стали примером для действий другим заводам. Нехватка хлеба стала для них всех лозунгом и предлогом для политической демонстрации, на которой сразу же были выдвинуты лозунги прекращения войны и свержения режима. Плюс важная деталь – политические безпорядки привлекают шпану, которая ловит в этой мутной воде свою рыбку, и её активные действия (погром лавок и транспорта) уже служат дополнительным топливом для толпы, которая действует всё смелее и злее, сама, переходя к эксцессам. Полиция и войска действовали вяло и нерешительно, Дума и правительство проигнорировали это, а вот левые силы стали ковать железо пока горячо – выдвигать лозунги, организовывать митинги, распространять листовки. Этого было мало – войска исправно удерживали свои позиции и приготовились нанести ответный удар.
Неожиданный поворот.
А вдоль Невского стрекочут пулемёты…
Из дневника З. Гиппиус.[40]
На этот раз армия будет с нами, с восстающим народом, с рабочими районами.
Из воспоминаний А. Шляпникова.[41]
Для того, чтобы подавить даже столь массовые безпорядки – петроградского гарнизона было более чем достаточно. Громадная пехотная масса запасных батальонов Гвардии с её техникой и транспортом, наличие броневиков, юнкерских училищ с железной дисциплиной и пулемётами – пожалуй, при надлежащей организации, восстание было бы задавленно в самом зародыше, как в январе 1905 года. 200 000 только рядовых – внушительная сила.[42] По правде говоря, у этой силы был огромный недостаток, обращавший её из опоры власти в её угрозу.
Что из себя представлял петроградский гарнизон к февралю 1917 года? Это были запасные батальоны Лейб-гвардии, предназначавшиеся в качестве пополнений на фронт. Сам по себе факт наличия огромных запасных частей зимой 1917 не был только петроградским явлением – По всей империи 8 февраля, численность солдат этих запасных частей насчитывала 1 855 000 человек и к 8 марта их число выросло до 2 161 600.[43] Материальные условия жизни этих солдат оставляли желать лучшего – нары в тесных казармах в три ряда,[44] вшивое бельё,[45] скудные пайки,[46] даже нехватка винтовок.[47] Эти условия усугубляли солдатские настроения, которые были в первую очередь антивоенными. Призыв проводился по территориальному принципу и в эти части попали петроградские рабочие,[48] которые были проникнуты социалистическими идеями и совершенно не желали воевать. Эти настроения подогревало общение в городе: с рабочими, передававшие им пораженческие настроения, выздоравливавшими ранеными, рассказывавшие им о трудностях положений на фронтах, газовых атаках и прочих ужасах войны, к тому же совершенно развратившимися от отсутствия дисциплины в госпиталях,[49] с укрывавшимися в городе дезертирами, прикрывавшихся «идейным» пацифизмом.[50] Окружавшая солдата обстановка также усугубляла вышеуказанные факторы: скука казарм и постоянные отпуска в кишевший злачными местами город,[51] «Виноват Хабалов, что распустил солдат, ездили на трамваях, курили.»[52] Прибавим к этому десакрализацию монархии, которая кричала и била столичному жителю в уши во всё время войны – не могли не сделать своё чёрное дело. Командовать такими солдатами были поставлены прапорщики военного времени, которые не только не могли поддерживать дисциплину, но и не желали её сохранять.[53]
Кроме собственно запасных батальонов, для охраны города можно было выделить ещё 10 000 человек конной и пешей полиции, учебных команд полков – против двухмиллионного города.[54] В связи с этим, министр внутренних дел, А.Д. Протопопов просил императора обеспечить город уцелевшими летом 1916 года гвардейскими частями – Лейб-гвардии Флотским экипажем и Отдельным Гвардейским кавалерийским корпусом под командованием генерала от кавалерии Хана Нахичеванского. Император поручил это дело исполняющему обязанности начальника штаба Ставки генералу от инфантерии В.И. Гурко. В ответ полетели телеграммы Хабалова, что в городе совершенно нет мест для размещения такой группы войск, Гурко особо и не настаивал, дело закончилось расквартированием флотского экипажа в Царском Селе в качестве охраны семьи императора, и отсутствие гвардейской кавалерии в городе вызвало монаршее неудовольствие.[55] В качестве подкрепления, в город всё-таки было вызвано 2 казачьих полка.[56] Накануне, 8 января, в штабе Хабалова было созвано совещание, на котором начальник Петроградского охранного отделения, генерал-майор К.И. Глобачёв заявил, что требуются особо надёжные войска, а в ответ, начальник запасных батальонов заявил, что он ручается за своих подчинённых и готов двинуть их против вероятных мятежников.[57] Однако его надежды были безпочвенными…
Как можно помнить, в первые дни, солдаты не стреляли по демонстрантам, так как не видели в них опасных мятежников, считая это исключительно мирной демонстрацией.[58] Это усугублялось тем, что выстрелы были разрешены только в воздух и в целях самообороны, а у казаков не было нагаек![59] То есть не желавший воевать ни с германцем, ни с революционерами гарнизон ещё оказался обезоружен. Также вспомним, как казаки радостно поддержали демонстрантов 25 числа, и поймём, что войска для серьёзных действий были не готовы.
Таким образом, попытка усилить город надёжными воинскими частями не состоялась и Петроград оказался без надёжных воинских частей, лишь энергия военачальников и железная дисциплина могли бы даже с таким материалом удержать порядок в городе.
Тем не менее, армия выстрелила.
26 февраля.
В этот воскресный день, столица оказалось, была даже спокойнее чем вчера, но на Знаменской площади стихийный митинг и скопление революционных элементов, которые вели себя более нагло и агрессивно (вспомним о том, как они первыми перешли к прямой агрессии против войск). Пришвин писал о солдатах любопытную заметку в свой дневник: «Сегодня 26-го все газеты не вышли. Весь город наполнен войсками. «И кого ты тут караулишь?» – говорит женщина своему солдату. И так видно, что он не знает, кого он караулит: враг свой. Только он один говорит одно, а когда будет вместе с ротой, то он будет другим. Патрульный солдат не пропускает рабочего: нельзя за малым. «А другое что можно: за большим?» – «То, – отвечает солдат,— можно, а это нельзя». И не пропускает. То, другое (большое), может быть, совершится в эти дни и разрешит положение.»[60] Гиппиус записала в этот же день: «Настроение войск неопределённое. Есть очевидно стреляющие (драгуны), но есть и оцепление, т.е. отказавшиеся. Вчера отказался Московский полк. Сегодня к вечеру имеем определённые сведения, что возмутился – не отказался – Павловский.»[61] Именно в этот день оно и свершилось. При попытке этой толпы снова навязать свою волю войскам, военные части и полиция, которую за ночь успели вооружить винтовками, открыла огонь.
Много позже, современные монархически настроенные публицисты и политики на разные лады любили посетовать, что-де не нашлось в 1917 году верного присяге батальона, который бы разогнал бы всю толпу и не было бы ничего у нас потом ужасного. Так вот, 26 числа, войска стреляли в революционные толпы, и стреляли много, и когда пороховой дым рассеялся, на снегу Знаменской площади остались лежать 40 убитых и столько же раненных. Кто же были они – всё-таки стрелявшие в бунтовщиков солдаты?
Это оказались две учебные роты Лейб-гвардии Волынского полка, с 2 пулемётами под командованием капитана Лашкевича.[62] Из дневника Гиппиус: «Часа в 3 на Невском серьёзная стрельба, раненных и убитых несли тут же в приёмный покой под каланчу.»[63] Капитан Лашкевич, популярностью у своих солдат не пользовался, и имел прозвище «очковая змея» из-за своих очков и жёстких требований дисциплины.[64] Толпа оказалась разогнанной, и казалось, порядок в городе будет наведён.
Бунт начала другая часть. Две роты Лейб-гвардии Павловского полка стояли в оцеплении и стреляли в толпу, но демонстранты проникли в казарму и упросили чинов резервной роты, оставшейся без офицеров остановить кровопролитие. Просьбы возымели успех и несколько солдат вышли к оцеплению и потребовали от него прекратить стрельбу в рабочих. Это было открытым неповиновением властям – отказом выполнять приказ. Офицеры уговаривали солдат вернуться в казармы и выдать зачинщиков, и под действиями речей полкового батюшки солдаты согласились арестовать себя в казармах и выдать зачинщиков.[65] Они-то, числом 19 челвоек и отправились в Петропавловскую крепость, став её последними узниками. Собственно, военный бунт не был большой неожиданностью, учитывая вялое поведение войск в предыдущие три дня, и явную разложенность и разагитированность солдат. Военный бунт сыграл другую роль – он поколебал чашу весов, теперь на войска рассчитывать было сложно. Ситуация шла по нарастающей.
Из дневника Ледницкого: «Сперва мы шли по Гороховой, но на углу Екатерининского канала лежал труп полицейского, и дальше нас не пустили. Тогда мы пошли по Морской к Невскому, откуда были слышны крики и частая стрельба. Шли мы, прижимаясь к стенам. Улица была почти пуста. Прохожие говорили, что это стреляет взбунтовавшийся Волынский полк. Внезапно сзади мы услышали мерный шаг. Отошли в сторону. Это шли семеновцы в полной выкладке во главе со своими офицерами. На подходе к Невскому офицеры дали команду: «Ружья наперевес! Бегом вперед!» Прошло несколько минут, дальше – «ура, ура», и мы увидели братание тех, кто должен был стрелять, и тех, в кого должны были стрелять.»[66] Впрочем, Катков отметил самую важную вещь, после которой будет понятно – почему казаки и гвардейцы открыто поддерживали восставших: «Между солдатами и демонстрантами уже существовал контакт, и, как мы это видели, иногда приводило к тому, что войска переходили на сторону демонстрантов, они, естественно были ошеломлены.»[67]
Второй случай открытого бунта солдат окончательно поколебал чашу весов.
27 февраля.
В казармах Лейб-гвардии Волынского полка, вечером, солдаты бурно обсуждали произошедшее вчера. По инициативе унтер-офицера Т.И. Кирпичникова, было принято решение не подчиняться далее командиру. Когда капитан Лашкевич зашёл в казарму и поприветствовал солдат, то Кирпичников вышел из строя и сказал, что солдаты отказываются подчиняться его приказаниям.[68] Солдаты попытались расправиться с Лашкевичем и другими офицерами, но те успели уйти, а сам Лашкевич, выбежав во двор казармы, был убит случайной пулей. Этот бунт стал наконец тем случаем, что взорвал гарнизон. Отдельные инциденты или пресекались, как с павловцами или были не такими решающими, как с казаками и семёновцами. Бунт волынцев не только поставил солдат в положение преступников, но и заставил их присоединяться к себе других солдат – Преображенского и Московского полков.[69] В казармах Московского полка, несколько офицеров и солдат забаррикадировались и обстреливали демонстрантов. Возглавивший демонстрацию рабочий Кондратьев докричался до оборонявшихся и угрожал им обстрелом из артиллерии, что подействовало на деморализованных солдат, которые взяв винтовки присоединились к восставшим.[70] Однако надежда ещё оставалась, 27 числа, Беляев назначил генерал-майора М.И. Занкевича командующим войсками Петрограда.[71] Войска контролировали лишь окружной штаб и подступы к нему и зимний Дворец. Занкевич имел репутацию боевого генерала, и сразу же стянул все не принявшие участие в бунте части к Зимнему – 4 роты и не принявшие участие в бунте павловцы. После страстной речи Занкевича солдатам – те прокричали ура и… С наступлением сумерек солдаты смешались с толпой, так как за целый день они не получили обеда и самовольно разошлись по казармам – ужинать.[72] На следующий день, солдат, которые были ещё верны присяге, сначала перевели в Адмиралтейство, но Занкевич решил лучше с честью погибнуть защищая символ царской власти – Зимний, и вернул солдат туда обратно. Итак, присяге оставались верны полковник-измайловец Данильченко, который имел в своём распоряжении 3 роты измайловцев, 1 роту 2 Царскосельского стрелкового полка при 2х пулемётах и 2х орудиях. Но им не суждено было героически погибнуть – явившийся во дворец Великий князь Михаил Александрович, у которого только что были Родзянко и Беляев, уговаривавшие его просить его брата, Николая II, об ответственном министерстве, передал им заодно приказ Беляева о следовании в Адмиралтейство.[73] Гвардейцы лишь подчинились приказу, и попали в ловушку в Адмиралтействе, где им ничего не оставалось сделать, как потом капитулировать…
Однако верные офицеры и части ещё оставались. Это самокатный батальон, который располагался в казармах на Сампсониевском проспекте, под командованием полковника Баклашина, который оказал сопротивление революционерам 28 числа, но под угрозой разрушения казарм, решил начать переговоры с толпой и был убит.[74] Сопротивление оказали и гардемарины Морского кадетского корпуса, которое также было подавлено.[75]
Верна характеристика этого военного бунта, данная А.И. Деникиным: «Эти батальоны не отличались ни дисциплиной, ни настроением от прочих имперских запасных частей. Командный состав многих частей растерялся, не решили сразу основной линии своего поведения, и эта двойственность послужила отчасти причиной устранения его влияния и власти. Войска вышли на улицу без офицеров, слились с толпой и восприняли её психологию. Вооружённая толпа, возбуждённая до последней степени, опьянённая свободой, подогреваемая уличными настроениями текла по улицам, сметая баррикады, присоединяя к себе всё новые толпы ещё колеблющихся.»[76] Для полноты картины остаётся привести мнение министра здравоохранения, генерал-лейтенанта Г.Е. Рейна: «Взбунтовавшиеся запасные батальоны вышли на улицу и вместе с рабочими и чернью, которые вооружились из складов разгромленного ими арсенала, почувствовали за собой силу. (выделенно мной – Т.А.)» Именно переход солдат на сторону повстанцев укрепил революционеров в их борьбе за власть в городе, и они поняли, что сила на их стороне, и значит они могут диктовать условия кому угодно в этом городе. Для ликвидации бунта, оставалось лишь внешнее военное вмешательство. Однако, тут же произошло ещё одно непредвиденное событие.
Капитуляция правительства.
Дума оказалась поставленной перед фактом свершившегося народного стихийного бунта. Того самого бунта, который они так долго готовили и надежды на который уже ими были похоронены. Им ничего не оставалось сделать, как брать под контроль разбушевавшуюся улицу, бежать впереди лавины. Собственно, ещё 24 числа в думских речах левых сквозило это самое настроение.
Меньшевик Чхеидзе: «Улица заговорила, единственное, что остаётся теперь в наших силах, единственное средство – дать этой улице русло, идя по которому и организуясь. Ей дана была бы возможность иметь то самое правительство, которое ей нужно.»
Трудовик Керенский: «Необходимо создать оплот против стихии разнузданных страстей, организовав массы, которые ходят сейчас в затмении по улицам.»[77]
По мнению современного историка С.В. Куликова неверно было бы считать февраль лишь бунтом улиц – многое зависело и от верхов власти.[78] Так как в составе правительства имелся блок министров, сочувствовавших программе «прогрессистов», то они решили во имя спокойствия страны начать переговоры с Думой. 24 февраля, председатель Государственной думы М.В. Родзянко посетил военного министра генерал-лейтенанта М.А. Беляева, и в ходе переговоров было принято решение составить общее совещание думцев и министров для скорейшего решения продовольственного вопроса, который, как им казалось, мог сразу утихомирить бунтующую толпу. Беляев передал это предложение премьер-министру, и тот одобрил это телеграфировав в Ставку: «В виду наблюдаемого за последние дни в деле снабжения продовольствием населения столицы обострения, приведшего уже к уличным безпорядкам (выделено мной – Т.А.), и признавая совершенно необходимым безотлагательно обсудить создавшееся положение и наметить доступные для его облегчения меры, мною сегодня вечером созывается экстренное совещание министров военного, морского, земледелия и торговли и промышленности, при участии, также, председателей Государственного Совета и Государственной Думы, их товарищей, государственного секретаря и секретаря Государственной Думы и петроградсокго городского головы и председателя губернской земской управы. Об изложенном приемлю долг всеподданейше донести Вашему императорскому величеству.»[79] Результатом этого совещания оказалась передача продовольственного дела в столице в руки городского общественного управления.[80] На следующий день Родзянко попытался нажать на премьера, прося его об отставке – но тот решил устроить ещё один раунд переговоров с Думой, устроив совещание 25 февраля.[81] На совещании, столкнулись два мнения – сторонника соглашения с Думой, министра иностранных дел Покровского и противника компромисса, министра внутренних дел Протопопова. Протопопов не сомневался в возможности подавить безпорядки, а Покровский настаивал на кардинальных уступках Думе.[82] В итоге, Протопопов остался в одиночестве, против прогрессистов на сторону которых встал премьер – и было принято решение провести на следующий день переговоры с лидерами думских фракций дабы найти компромисс.[83]
26 февраля, лидер министров-прогрессистов, министр иностранных дел Н.Н. Покровский и министр земледелия А.А. Риттих на служебной квартире Покровского, принимали делегацию депутатов в которую вошли В.А. Маклаков (кадеты), Н. В. Савич (октябристы), П. Н. Балашев (националисты) и секретаря Думы И. И. Дмитрюкова.[84]
В ходе переговоров условия ставили думцы. Маклаков заявил, что необходима отставка всего кабинета, чтобы сформировать новый кабинет из «людей, пользующихся доверием страны». Главой кабинета становился бы генерал-адъютант М.В. Алексеев, как пользовавшийся уважением и доверием думцев. На составление кабинета, предполагалось потратить три дня, на время которых, по словам Маклакова предполагалось… Закрыть Думу!!! Маклаков обосновывал это тем, что Дума получила бы уже готовый список кабинета, причём из её доверенных лиц, а заседания во время этой работы принесли бы вред, и привели бы к тяжким эксцессам.[85] В целом министры и думцы пришли к компромиссу, что стоит сделать перерыв в сессии Думы и создать новое правительство. Вечером, на совещании правительства, было решено сделать перерыв в сессии Думы и возобновить её не раньше апреля, о чём премьер известил Императора: «Долгом поставляю всеподданейше доложить Вашему Императорскому величеству, что в силу высочайшее предоставленных Вашим величеством мне полномочий и согласно состоявшемуся сего числа заключению Совета министров, занятия Государственного совета и Государственной Думы прерваны сего числа, и срок возобновления таковых занятий предуказан не позднее апреля текущего года в зависимости от чрезвычайных обстоятельств. Соответственные указы, помеченные 25 февраля в Царской Ставке, будут распубликованы завтра 27 февраля.»[86]
А 27 февраля, успев перевести столицу на осадное положение и послать телеграмму Императору с просьбой назначить популярного генерала командующим войсками,[87] будучи поставленными пред фактом военного бунта и потеряв последнюю опору и надежду на восстановление порядка своими силами – кабинет министров, получив известие о военном бунте, понял, что они уже ничего не в силах контролировать, и поэтому все подали в отставку, о чём князь Голицын уведомил Родзянко по телефону.[88] Голицын получил от Императора жёсткую телеграмму: «Председателю Совета Министров. О главном военном начальнике Петрограда мною дано повеление начальнику моего штаба с указанием немедленно прибыть в столицу. То же и относительно войск. Лично вам предоставлены все необходимые права по гражданскому правлению. Относительно перемен в личном составе при данных обстоятельствах считаю недопустимым.»[89] Но было уже поздно. 28 февраля, министры вышли в отставку.[90]
Однако, несмотря на то, что они формально были в отставке – министры продолжили выполнять свои обязанности, являясь на служебные квартиры, в министерства, разбирая деловые бумаги, принимая подчинённых, и успев передать дела заместителям во время своих арестов.[91] Итак, правительство, потерпело полный крах в попытке найти компромисс с Думой, самоустранилось, и вернулось к исполнению прямых обязанностей, прерванных арестами и возникновением нового – революционного правительства.
Следующий день становится решающим в том плане, что и верхушечные переговоры, и уличный бунт, вышедший из-под контроля, наконец-то пересекаются и становятся единым целым.
Буйство толпы и формирование революционного правительства.
Итак, в самом Таврическом Дворце 27 февраля происходят события, которые оформляют бунт, как революцию. Уличные массы, ставшие её частью восставшие солдаты, и фактически получившие власть в свои руки депутаты столкнулись и массы получили своих вождей. Эти вожди, формируя правительство, уже направляли уличную анархию, которая сама искала своих полководцев.
Ввиду бездействия правительства и военного бунта – началась полная анархия. На Выборгской стороне толпа ворвалась в тюрьму «Кресты» и выпустила оттуда всех заключённых, главным образом, уголовников.[92] Была разгромлена тюрьма на Литейном проспекте и подожжён окружной суд, толпа громила полицейские участки, убивала и мучала полицейских, также взбунтовавшимися массами было разгромлено здание Петроградской окружной контрразведки, здание Петроградского охранного отделения.[93] Как вспоминал думский деятель Родичев: «Революция в Петербурге ознаменовалась, прежде всего, сожжением зданий судебных мест и Дома предварительного заключения, освобождением повсюду арестантов и сожжением полицейских учреждений и дел мировых судей. Это был свой фронт. Вливалась в жизнь новая волна, не то, чтобы чистая, но, несомненно, революционная. Первым завоеванием революции была гарантия безнаказности преступников. Они образовали почётный легион движения. Весна 1917 года была раем для воров.»[94] Итак – буйство уголовников, солдат и просто разнузданной толпы диктовало Думе её поведение. Руководство думы, приняло решение подчиниться указу о перерыве сессии и собравшись частным совещанием – формирует Временный комитет Государственной Думы, под председательством того же Родзянко.[95] В самом Таврическом Дворце был создан ещё один орган революционной власти – Временный исполнительный комитет Совета рабочих депутатов.[96] То есть в столице революция создала два параллельных органа новой власти, заложив основу будущего противостояния. В тот же день, Родзянко, явившись в Думу произнёс такую речь перед собравшимися толпами: «Основным лозунгом момента, является упразднение старой власти и замена её новой. В деле осуществления этого Государственная Дума примет живейшее участие (выделено мной – Т.А.), но для этого, прежде всего, необходим порядок и спокойствие.»[97] Тут же был создан Исполнительный комитет Государственной Думы, который издал документ, в котором объяснялось, что комитет взял власть в свои руки дабы восстановить государственный и общественный порядок.[98]
Керенский, несмотря на то, что он уже был включён в состав Комитета Думы, понял, что в отсутствии серьёзных левых сил, он по сути является единственным серьёзным левым лидером, способным как-то влиять на ситуацию. Тут он решил сыграть в свою игру. Вот, по воспоминаниям меньшевика Зензинова, 26 февраля: «Вечером на квартире у А. Ф. Керенского (на Тверской) по его приглашению состоялось совещание представителей некоторых левых общественных группировок и организаций. Такого рода совещания за последние недели (или вернее- дни) происходили несколько раз «…» Таких “информационных совещаний” в предфевральские дни было четыре; три совещания происходили на квартире у Горького (ни Керенский, ни я на них не были), это- четвертое и последнее- состоялось на квартире у Керенского. На нем присутствовали (я твердо помню), кроме А. Ф. Керенского, меня и пришедшего к концу совещания Н. Д. Соколова- Эрлих, Александрович и Юренев; возможно, что были также Знаменский и Березин, но я в этом не уверен. «…» По идее и задачам совещание это, должно было иметь важное значение- оно претендовало некоторым образом как бы на роль генерального штаба революции, который должен был принять весьма ответственные решения. (выделено мной – Т.А.) «…» Мы (А. Ф. Керенский, Г. Эрлих и я) единодушно говорили о необходимости влиться в события, постараться воздействовать на движение, придать ему более определенный политический смысл и направление, добыть средства для создания техники по изданию листков.»[99] То есть, уже революцию были готовы возглавить левые силы. Это подтверждается слово в слово другим свидетельством: «В 6 часов вечера 26 февраля (старого стиля) на квартире у Керенского, состоялось совещание представителей всех революционных организаций, носившее, по-видимому информационный характер. Когда был поставлен на обсуждение коренной вопрос, какой тактики держаться дальше, только один голос (если память мне не изменяет- представителя большевиков) требовал немедленной организации вооруженного восстания, все остальные находили его не отвечающим положению. «…» На совещании у Керенского мы… единодушно отметили исчезновение филеров, следивших за нами раньше, и учли это как отрадный признак.»[100] Левые силы, возглавляемые Керенским и Совдепом, уже стали фактором, осложнявшим жизнь думцам и претендовавшими на свою собственную власть.
Но переход власти над городом в руки Думы, самороспуск императорского правительства, и капитуляция петроградского гарнизона и аресты потенциальных противников ещё не означали победы. Император ещё находился в Ставке, и активно формировал карательный отряд из надёжных армейских частей, дабы военным вмешательством извне навести порядок в столице и аннулировать результаты революции. Наступал решающий раунд борьбы за власть между Императором и оппозицией.
[1] Толстой А.Н. Хождение по мукам. В 2х томах. – Ленинград.: Художественная литература, 1985. Т. 1. С. 227.
[2] Катков Г.М. Указ.соч. С. 245.
[3] Никонов В.А. Указ.соч. С. 602.
[4] Катков Г.М. Указ.соч. С. 246.
[5] Падение царского режима. Стенографические отчёты допросов и показаний данных в 1917 г., в чрезвычайной комиссии Временного правительства / под. ред. П.Е. Щеголёва. М.-Л., 1924. Т. 1. С. 243.
[6] Ольденбург С.С. Указ.соч. С. 241.
[7] Катков Г.М. Указ.соч. С. 243.
[8] Падение царского режима… С. 183.
[9] Ольденбург С.С. Указ.соч. С. 241.
[10] ГАРФ Ф. 111. Оп. 1917. Д. 665а. Л. 60.
[11] Шляпников А. Указ.соч. С. 78.
[12] Ольденбург С.С. Указ.соч. С. 240. Шляпников А. Указ.соч. С.
[13] Касвинов М.К. С. 250-251.
[14] Катков Г.М. Указ.соч. С. 246. Также важно отметить, что большевики находились в апатии накануне февраля из-за прошлогодней неудачи вызвать недовольство тех же путиловцев, что окончилось секвестром (передачей в собственность государства) завода и возобновлением его работ, что оказалось крахом надежд революционеров и оппозиции на захват власти. Айрапетов О.Р. Указ.соч. С. 166.
[15] Катков Г.М. Указ.соч. С. 254.
[16] Там же. С. 247.
[17] Там же. С. 254.
[18] ГАРФ Ф. 120, Оп. 1917., Д. 34., Л. 19.
[19] Шляпников А. Указ.соч. С. 78.
[20] ГАРФ Ф. 120. Оп. 1917, Д. 341. Л. 14.
[21] Ольденбург С.С. Указ.соч. С. 241.
[22] По данным Каткова их было уже около 240 000. Катков Г.М. Указ.соч. С. 243.
[23] Там же. С. 242.
[24] Там же. С. 245.
[25] Ольденбург С.С. Указ.соч. С. 242.
[26] Глобачёв К.И. Указ.соч. С. 120.
[27] Там же.
[28] Спиридович А.И. Указ.соч. С. 536.
[29] Шляпников А. Указ.соч. С. 100.
[30] Хондеев Д. Февральская революция и запасной батальон Лейб-гвардии финляндского полка. // 1917 год в судьбах России и мира. Февральская революция. От новых источников – к новому осмыслению. М., 1997. С. 265. Впрочем, Хондеев быстро дал приказ роте прапорщика Басина разогнать толпу и войска выгнали демонстрантов назад. Там же. С. 266.
[31] Толстой А.Н. Хождение по мукам. В 2х томах. – Ленинград.: Художественная литература, 1985. Т. 1. С. 227.
[32] Шляпников А. Семнадцатый год. Кн. 1. С. 82.
[33] Пришвин М.М. Дневник 1914-1917. С. 366.
[34] ГАРФ Ф. 120, Оп. 1917., Д. 34., Л. 19.
[35] Пришвин М.М. Указ.соч. С. 366.
[36] Катков Г.М. Указ.соч. С. 257. У Каткова существует любопытная версия объясняющая случившееся. Основываясь на мемуарах В.Д. Бонч-Бруевича, он утверждает, что казаки этого полка были членами секты «Новый Израиль», и они являлись к Бонч-Бруевичу за советом – что им делать, если их пошлют на усмирение безпорядков. Совет большевика был таков: избегать применения оружия. (Бонч-Бруевич В.Д. На боевых постах Февральской и Октябрьской революции. Москва, 1930, С. 72). Впрочем, к этой версии стоит отнестись с осторожностью.
[37] Падение царского режима… Т. 1. С. 183. А именно – в войска на Невском проспекте была брошена ручная граната, в жандармский взвод были брошены петарды, в роты Лейб-гвардии 3 стрелкового полка толпа швыряла камни и бутылки, а у часовни Гостиного двора в 9 резервный, запасной кавалерийский полк велась пальба из револьверов. Причём революционеры были совершенно против стрельбы по войскам, как писал большевик Шляпников: «Боялся я, что нетактичное направление приобретенного таким образом оружия может только повредить делу. Разгоряченный товарищ, пустивший револьвер в ход против солдата, мог бы только спровоцировать какую-либо воинскую часть, дать повод властям натравливать солдат на рабочих. Поэтому я решительно отказывал в поисках оружия всем, самым настоятельным образом требовал вовлечения солдат в восстание и этим путем добыть оружие и всем рабочим. Это было труднее, чем приобретение нескольких десятков револьверов, но в этом была целая программа действий.» (Шляпников А.Г. Указ.соч. С. 105). Причём временные обвиняли в этой стрельбе и забрасывании войск бутылками и гранатами именно полицейских провокаторов, на что Хабалов ответил: «Господь с вами! какой смысл городовому бросать гранаты в войска?» (Падение царского режима… С. 214.). Впрочем, толпа быстро накрутила сама себя, и бросилась искать на крышах полицейских с пулемётами – ряд комиссий Временного правительства не подтвердил НИ ОДНОГО случая применения полицейскими пулемётов. Поэтому версия о полицейских провокаторах может считаться опровергнутой.
[38] Катков Г.М. Указ.соч. С. 259.
[39] Мельгунов С.П. Мартовские дни 1917 года. М.: Айрсис-Пресс, 2006. С. 191.
[40] Гиппиус З. Указ.соч. С. 79.
[41] Шляпников А.Г. Указ.соч. Т. 1. С. 81.
[42] Ольденбург С.С. Указ.соч. С. 239.
[43] Асташов А.Б. Будаков В.П. Указ.соч.С. 750.
[44] Там же. С. 240.
[45] Падение царского режима… Т. 1. С. 183.
[46] Айрапетов О.Р. Участие Российской Империи в Первой Мировой войне. 1917 год. Крушение. – М.: Кучково поле, 2015. С. 63.
[47] Бурджалов Э.Н. Вторая русская революция. Восстание в Петрограде. М., 1967. С. 105.
[48] Сергеевский Б.Н. Отречение. // Кадетская перекличка № 38. С. 8.
[49] Ольденбург С.С. Указ.соч. С. 240.
[50] Асташов А.Б. Будаков В.П. Указ.соч. С. 751.
[51] Катков Г.М. Указ.соч. С.
[52] Пришвин М.М. Указ.соч. С. 374.
[53] Айрапетов О.Р. Указ.соч. С. 57.
[54] Пришвин М.М. Указ.соч. С. 374.
[55] Ольденбург С.С. Указ.соч. С.240. О недовольстве императора пишет Протопопов в своей записке, опубликованной в газете «Голос минувшего на чужбине» в № 2 за 1926 г. Точно также этот эпизод описывает в своих воспоминаниях А.И. Спиридович. С. 208.
[56] Асташов А.Б. Будаков В.П. Указ.соч. С. 752.
[57] Там же.
[58] Катков Г.М. Указ.соч. С. 255.
[59] Катков Г.М. Указ.соч. С. 255.
[60] Пришвин М.М. Указ.соч. С. 367.
[61] Гиппиус З. Указ.соч. С. 77.
[62] Катков Г.М. Указ.соч. С. 260.
[63] Гиппиус З. Указ.соч. С. 77.
[64] Катков Г.М. Указ.соч. С. 273.
[65] Там же. С. 271.
[66] Lednicki A. Op. cit. S. 55
[67] Катков Г.М. Указ.соч. С. 272.
[68] Катков Г.М. Указ.соч. С. 273.
[69] Там же. С. 274.
[70] Красная летопись. VII. С. 68.
[71] Айрапетов О.Р. Указ.соч. С. 93.
[72] Спиридович А.И. Указ.соч. С. 136-138.
[73] Айраптеов О.Р. Указ.соч. С. 94.
[74] Мартынов. Царская армия в февральском перевороте. С. 120.
[75] Фус Г.Г. Последние дни корпуса. // Морской журнал. – Прага, 1929. № 11 (23), С.25.
[76] Деникин А.И. Очерки русской смуты. Т. 1. С. 143-144.
[77] Цитаты из речей даны по книге Никонова. С. 622.
[78] Куликов С.В. Совет министров и Прогрессивный блок во время падения монархии. – СПб.: Нестор, 2005.
[79] РГИА Ф. 472. Оп. 67. Д. 605. Л. 16.
[80] Куликов С.В. Указ.соч. С. 283.
[81] Падение царского режима… Т. 7. С. 158-159.
[82] Миронов М. Последние заседания низвергнутого кабинета министров. // Биржевые ведомости. Пг., 10 марта 1917.
[83] Падение царского режима… Т.4. С. 98.
[84] Куликов С.В. Указ.соч. С. 288.
[85] Там же. С. 287-288.
[86] Красный Архив. Т. 21. – М.-Л., 1927. С. 7-8.
[87] Айрапетов О.Р. Указ.соч. С. 93.
[88] Куликов С.В. Указ.соч. С. 293-294.
[89] ГАРФ Ф. 601. Оп. 1. Д. 2089. Л. 2.
[90] Милюков П.Н. Воспоминания. С. 453.
[91] Куликов С.В. Указ.соч. С. 298.
[92] Айрапетов О.Р. Указ.соч. С. 87.
[93] Балк А.П. Указ.соч. С. 50.
[94] Родичев Ф.И. С. 100.
[95] Спиридович А.И. Указ.соч. С. 126.
[96] Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов в 1917 году. Протоколы, стенограммы и отчёты, резолюции. Постановления общих собраний, собраний секций, заседаний Исполнительного комитета и фракций 27 февр.-25 окт. 1917 года. Под.ред. П.В. Волобуева. – Л., 1991. Т.1., С. 13.
[97] Айрапетов О.Р. Указ.соч. С. 89.
[98] Акты государственного переворота // ИМИД. – Пг., 1917. № 1. С. 1.
[99] Зензинов В.М. Февральские дни. // Новый журнал № XXV Нью-Йорк, 1953. С. 207-209
[100] Там же. С. 211.
