Война и мир двух генералов. Часть II. Врангель

Война и мир двух генералов. Часть II. Врангель

война и мир врангель одинНа грустной ноте я закончил повествование об адмирале Колчаке, но не могу на этом остановиться. Есть еще несколько интересных историй «войны и мира» белых генералов. Имя и фамилия следующего нашего героя звенит, когда ты ее произносишь. Он взял Царицын, освободил Северный Кавказ. Он смог организовать отпор большевикам в тот момент, когда многие генералы сломались. Петр Николаевич Врангель, «Черный Барон».

«Ольга Михайловна поможет… напишет… скажет… сделает…»

Подобно Анне Васильевной Тимиревой, Ольга Михайловна Врангель прошла со своим мужем весь его боевой путь. Стоит рассказать именно про тот отрезок их жизни, когда они с семьей окунулись в вихрь событий русской смуты. И с самого начала был очень знаковый момент в жизни Петра Николаевича. Он, живя в Ялте, был арестован хозяйничавшими там большевиками. Врангель, что называется, «сидел на пороховой бочке». Но Ольга Михайловна буквально вымолила отпустить ее мужа у председателя большевистского ревкома. Как это у нее удалось, неизвестно, но после разговора с Ольгой Михайловной большевик сказал своим подчиненным:

«Освобождайте его. Если бы у всех были такие жены, то тут бы сидело в два раза меньше заключенных».

Впоследствии Врангель ведет активную переписку с женой. Давайте прочитаем несколько его писем.

28 Октября [1918 г.]

«Её Превосходительству Баронессе Ольге Михайловне Врангель, Крепостная улица, Дом Бурсак.

Дорогая Киська,

Получил кипу писем для Тебя и телеграмму от Натальи Михайловны, что дети здоровы и поедут в Ялту. Письма я позволил себе прочесть от Халли и Натальи Михайловны — все здоровы, довольны судьбой и благоденствуют. Получил письмо от мамы от 28 сентября — крик отчаяния, нельзя читать без содрогания. Умоляет её вытащить из Питера, исхлопотать у Скоропадского через Бибиковых и проезд в Державном поезде в Киев и оттуда в Крым. Я в отчаянии, здесь сделать ничего не могу, телеграфируй и пиши Бибиковым, Тане или А. П. Скоропадской — это надо сделать.

Папа в Ревеле, хоть за него можно быть спокойным. Перешли прилагаемые письмо и телеграмму, если примут.

Пока кончаю, обнимаю и люблю. Пока обожди ехать сюда, а если поедешь, то дай знать заранее, вышлю автомобиль, мы отошли от железной дорог, и ехать надо с опаской, ибо в тылу бродят партии большевиков. Одна ты, в такой случае, не поезжай.

Обнимаю да хранит Тебя Бог,

Петруша».

23 апреля [1926 г.].

«Дорогая моя Кисинька.

Приехал сегодня в 12 часов дня, встреченный мама и Алешкой, он вырос, щеки как свежее яблоко, тараторит без умолку и необыкновенно […], — волосы песочного цвета и […]. От меня не отходит ни на шаг, и сейчас, после завтрака, едва удалось его отправить гулять. […] весьма похорошела и посвежела; такая же добрая и милая, всё стара-ется, чтобы всем было лучше. Катя, Таня и Александра также поздоровели — […]видимо […].

Дом меня просто очаровал. Ты мне подробно о нём рассказывала, но я не мог себе представить, что всё так прекрасно устроено: уютно, красиво и удобно. Буквально ничего нельзя изменить, переставить или перевесить, всё на своем месте лежит. Чистота такая, что хоть на выставку.

Кстати — прошу тебя привезти мне портрет […], вынуть из рамы и свернуть в трубку – это не составит затруднений в дороге.

Сейчас я жду возвращения Петра. Завтра поеду за до[…]. Пока, благодаря хлопотам […] устроена и Анна. В[…], — это большое достижение.

Спешу отправить письмо. Целую Тебя, моя любимая Киська.

Петруша».

Трудно себе представить, что такой грозный генерал как Врангель, наводивший ужас на части РККА, мог столь нежно общаться с женой, называя её «Кисинька», а себя — «Петруша». Я привел вам два письма, с разницей в 8 лет. Стиль их полностью одинаков, даже не смотря на то, что первое писалось в то время, когда шли боевые действия на Кавказе.

Ольга Михайловна также не сидела без дела, она заведовала госпиталем Добровольческой армии в Екатеринодаре. Оба супруга полностью отдавали себя служению России, это напоминает мне историю с семьей Владимира Манштейна, которая почти в полном мужском составе ушла на фронт Гражданской войны.

Когда Врангель уходил из Крыма, его жена уходила вместе с ним. Она отдавала все свое свободное время помощь раненым и больным солдатам-беженцам. Сергей Палеолог вспоминал, что в Константинополе среди беженцев только и было слышно: «Вы не видели Ольгу Михайловну?..», «Ольга Михайловна поможет… напишет… скажет… сделает…». «Никто не мог с таким искренним участием поговорить с простым казаком, солдатом, офицером, ставшим инвалидом, с безутешными матерями и вдовами, как это делала она».

Словосочетание «женский героизм» приходит на ум, когда читаешь биографию этой женщины, и не только её — всех, кто отважился пройти испытания, которые вряд ли прошел бы даже крепкий духом и телом мужчина. Е. Евтушенко в своей поэме «Северная надбавка» писал:

Мы бьемся с тундрой,

                                      нрав ее крутой.

Но женщины ведут не меньше битву

с бесчеловечной вечной мерзлотой,

не склонного к оттаиванью быта.

Не меньше,

                     чем солдат поднять в бою,

когда своим геройством убеждают,

геройство есть —

                               поднять свою семью,

и в этом гибнут

                            или побеждают…

Эти строки будто пересказывают всю жизнь Ольги Михайловны от знакомства с Петром Николаевичем до его кончины. Ведь сам «Черный Барон” не очень и любил тихую семейную жизнь, даже повседневная одежда смотрелась на нем как то вычурно. Он считал, что жизнь мирская и военная не могут быть совместимы, но его жена не давала уходить в военное дело полностью. Мужа Ольга Михайловна не оставляла, она пыталась всегда быть с ним, даже несмотря на крайне сложное положение белых частей.

В эмиграции бывшие военные вынуждены были искать средства к существованию. Одна из дочерей П. Н. Врангеля Елена вспоминает следующий случай:

«Была такая картинка, которую я помню: генерал Котельников и подполковник Раевский решили пилить дрова. Это село, чем заработаешь? И вот, помню дрова, лежащие на “Икс”. Сооружение деревянное, и на него ставились бревна. Они сидели вдвоем и рубили их.

— Василий Васильевич, я считаю, что надо пилить по прямой линии, — и начинается философия.

— Да нет, давайте попробуем вкось, под углом».

Другая дочь, Наталья, вспоминала, что отца почти не видела, объясняла это тем, что ему надо было устраивать тысячи и тысячи эмигрантов. Русские люди, покинувшие родину, ждали своего возвращения, они жили этим ожиданием, и жили воспоминаниями о России… Сын Врангеля каждый праздник наблюдал одну и ту же крайне грустную картину:

«Мой отец каждый год новый год встречал. И он поднимал чашечку водки и говорил:

— В этом году, наверное, возвращаемся домой, — и так каждый год. В этой стране (Югославия) он жил материально, ведь духовно он был в России».

Пока Петр Николаевич хлопотал за русских солдат, Ольга Михайловна работал с больными. Она открыла несколько туберкулезных санаториев для эмигрантов в Болгарии и Югославии. Славянские страны, кстати, очень гостеприимно приняли белое воинство, а югославского короля Александра I Врангель называл «Рыцарем». Средства добывались из пожертвований, Ольга Михайловна поехала в Америку. Там выступала с речами на благотворительных приемах и принимала материальные пожертвования от сочувствующих граждан. Подвиг ее оказался безмерен, покинутые всеми солдаты чувствовали опеку, и им становилось легче, но тоска по родине убивала многих. Среди русской эмиграции даже появилась такая причина смерти — «Не выдержал разлуки».

В сентябре семья Врангелей переехала в Брюссель. А уже в апреле он скоропостижно скончался. Официальная версия, что от туберкулеза, но многие говорили, что его просто отравили. Незадолго до смерти вызванному из Парижа профессору Алексинскому генерал жаловался:

«Меня мучает мой мозг. Я не могу отдохнуть от навязчивых ярких мыслей. Передо мной непрерывно развертываются картины Крыма, боев, эвакуации. Мозг против моего желания лихорадочно работает. Голова все время занята расчетами, вычислениями, составлением диспозиции. Меня страшно утомляет эта работа мозга, я не могу с этим бороться. Картины войны всё время передо мной, и я пишу всё время приказы, приказы, приказы».

Семья барона вспоминала, что это были самые ужасные 38 дней их жизни. Барона мучала лихорадка, он бредил. 25 апреля 1928 года в 9 часов утра генерал Врангель тихо скончался. Последними его словами были: «Боже, спаси армию».

Наступили времена ещё более тяжелые, чем были раньше. Врангеля похоронили со всеми почестями сначала в Брюсселе, но потом 9 октября 1929 года его тело перевезли в Белград. Никто не думал унывать, Ольга Михайловна тем более. Всё тот же король Александр I выделил семье генерала маленькую пенсию, самая старшая дочь устроилась на работу, остальные дети ходили в школу. Свободное время жена последнего командующего последней русской армии посвящала инвалидам и студентам. Для вторых она постоянно выбивала достойные стипендии. Позже она переехала в Америку. Там и скончалась. Все личные документы мужа, что Ольга Михайловна хранила до своей смерти, были переданы в Гуверовский институт.

Как эпилог хочу взять цитату из речи всё того же доктора Алексинского, которую он произнес во время похорон барона:

«Барон жил нищим рыцарем, нищим рыцарем и умер».

Вот и подошел к концу мой маленький рассказ, для которого и нескольких томов мало. В нём я пытался рассказать про любовь не только одного человека к другому, но и любовь к людям в целом. Пожалуй, за последнее время именно эта статья является не столько самой удачной из моих текстов, она является самой эмоциональной, основанной не столько на фактах и докладах, а на воспоминаниях свидетелей и участников событий. Закончить хочу на ноте поэтичной, и вспомнить последние четверостишия стихотворения Ивана Савина — поэта и белогвардейца:

Вдруг начал петь — и эти бредовы́е

Мольбы бросал свинцовой брызжущей струе:

Всех убиенных помяни, Россия,

Егда́ прии́деши во царствие Твое́…

 

Текст: Максим Бородин

Задонать своей кибердиаспоре
И получи +14 баллов социального рейтинга!
Image link