“Алые паруса” давно стали одной из визитных карточек Санкт-Петербурга. Немногие города России могут похвастаться выпускным балом, который из года в год собирает тысячи школьников и неравнодушных зрителей со всей страны. Но мало кто знает о судьбе создателя красивой и наивной сказки, первого и единственного правителя Гринляндии, архитектора города Лисса, Зурбагана и Гель-Гью. Человека, который так и не стал своим для обычного мира, поэтому создал свой, особый мир. Мир, в котором реальность тесно сплетена с красивыми легендами. Мир Ассоль, Грея, “Золотой Цепи”, “Бегущей по волнам”. Мир, который стал спасением от серой обыденности.
Детство. Отрочество. Юность
Именно такими суховатыми и короткими словами описывал сам Александр Гриневский свои первые жизненные приключения. Родился будущий писатель 11(23) августа 1880 года в городе Слободском Вятской губернии. Отец — Стефан Гриневский (польск. StefanHryniewski, 1843—1914), польский шляхтич из Дисненского уезда Виленской губернии Российской империи.
За участие в Январском восстании 1863 года в 20-летнем возрасте он был бессрочно сослан в Колывань Томской губернии. Позже ему было разрешено переехать в Вятскую губернию. В России его называли «Степан Евсеевич». В 1873 году женился на 16-летней русской медсестре Анне Степановне Лепковой (1857—1895). Первые семь лет совместной жизни детей у них не было, Александр стал первенцем, позднее у него появились брат Борис и две сестры – Антонина и Екатерина.
С раннего детства Александр попал в плен нищеты. Позже он вспоминал, что мать, уставшая от безденежья и тяжелой работы, дразнила его издевательскими песенками, проча жизнь несчастную, полную служения более удачливым и перспективным ровесникам. Однако безденежье не помешало Гриневскому попасть в подготовительный класс местного реального училища. Там же он получил от одноклассников прозвище “Грин”, которое станет в будущем литературным псевдонимом.
Уже в детстве у Гриневского проявлялся специфический характер. Мечтательный разиня и хулиган по натуре был не к месту в реальном училище. Проучившись два класса, юный Гриневский “по политическому делу” был отчислен и поступил благодаря хлопотам отца в Вятское городское училище – не самое приятное учебное заведение. Сам Грин позже напишет так: «Довольно большая библиотека Вятского земского реального училища была причиной моих плохих успехов».
В начале 1895 года умерла мать Грина. Уже в мае отец привёл в дом новую жену, но Грин не смог ужиться с мачехой и покинул родной дом. Этот период его жизни можно характеризовать как “затворнический”: юный Александр жил, подрабатывая по мелочам, писал стихи и мечтал. Много мечтал. В свои шестнадцать он принимает достаточно специфическое решение.
С двадцатью пятью рублями в кармане и с адресом друга отца, живущего в Одессе, сутулый и безусый отрок едет к морю. В руках корзина с красками и кисточками – Грин собирается зарисовывать пейзажи на берегах Ганга и индийские храмы. Реальность очень быстро разбила мечты юноши. Неопытный и слабый Грин никому не был нужен в качестве матроса. Казалось бы, вот он – финал мечты, разворачивайся и езжай домой в Вятку. Но Гриневский-Грин не из таких. Юноша отчаянно закаляет себя, учится плавать за одесским волнорезом – там, где и более опытных и крепких пловцов подстерегает опасность. Он обращается к другу своего отца, и тот за свои деньги устраивает его матросом на корабль. Грин пробует на вкус солёный матросский труд, бывает в Одессе, Севастополе, Новороссийске, Батуми. И ему исключительно везёт – он единственный раз в своей жизни бывает за границей.
Хождение в народ или “Пой, революция, пой”!
Красота египетского города вдохновила Грина на дальнейшие литературные опыты, но вот с морем пришлось распрощаться. Матросы должны быть послушными и исполнительными. Вечный бунтарь Грин в матросы явно не годился – о чём капитан и сказал будущему писателю в лицо. Грин возвращается в Вятку, но жизнь провинциального города претит ему. И молодой фантазер “идет в люди”, так яростно, как только умеет: рыбак, чернорабочий, шахтёр на железных рудниках, театральный переписчик, лесоруб, золотоискатель, плотогон. И это только те профессии, о которых Грин сказал сам.
География его странствий простиралась от Баку до сибирских окраин. Каждый раз Грин, полный впечатлений, но с пустыми карманами возвращался домой в Вятку, которую он ненавидел всей душой, но которая оставалась его единственным домом и оплотом. Ирония судьбы в том, что ни один из “красивых городов у моря” так и не принял Грина. В Старом Крыму писатель будет доживать свои последние дни – но это будет позже. Шли годы. Ровесники Грина уже становились людьми в “положении”, даже провинциального плана. Работа, своё дело, государственная служба и так далее. Опять же, деньги и семьи. А Грин так и оставался босяком, вечным скитальцем, раз за разом возвращавшимся в Вятку с пустыми карманами. Отец без конца упрекал Грина. Тот, устав от бесконечных скандалов, записывается в Русскую Императорскую Армию рядовым в 213 Орвайском резервном пехотном батальоне, что квартировался в Пензе.
Шёл 1902-ой год, заря нового века, но вот беспокойная душа Грина по-прежнему не терпела дисциплины. Шесть месяцев службы превратились в бесконечный спор с командованием. Грин стал завсегдатаем карцера, бежал, был пойман, снова попал в карцер – и тут на него обратили внимания эсеры. Для них Грин был настоящим подарком: в меру образованный, “свой” среди солдат и матросов, разнорабочих и крестьян, с хорошо подвешенным языком и некоторыми литературными навыками. Оговоримся сразу: правоверного эсера, как и социал-демократа, из Грина не вышло.
Он сразу оговорил себе особое право быть агитатором, но не террористом и дальнейшую свою “революционную” деятельность строил в агитационной сфере. Эсеры помогли ему бежать из армии, снабдили фальшивыми документами и деньгами, дали специфическую кличку – “Долговязый”, после чего Грин принимается за революционную деятельность. Впоследствии он с раздражением будет вспоминать свой “бунтарский” период, хотя сами эсеры его ценили и считали во многом незаменимым. Н.Я. Быховский, член ЦК партии эсеров, так вспоминал о Грине: «Долговязый» оказался неоценимым подпольным работником. Будучи сам когда-то матросом и совершив однажды дальнее плавание, он великолепно умел подходить к матросам.
Он превосходно знал быт и психологию матросской массы и умел говорить с ней её языком. В работе среди матросов Черноморской эскадры он использовал всё это с большим успехом и сразу же приобрёл здесь значительную популярность. Для матросов он был совсем свой человек, а это исключительно важно. В этом отношении конкурировать с ним никто из нас не мог…”
В 1903 году Грина арестовывают в Севастополе за “речи антиправительственного содержания” и распространения революционных идей. За попытку побега был переведен в тюрьму строгого режима, где провёл год, характеризовался тюремщиками как замкнутый, озлобленный и готовый на всё человек. Судили Грина в феврале 1905 года, благодаря адвокату Зарудному Александр получил десять лет ссылки, в октябре был амнистирован, но уже в январе 1906 года снова попал под арест. В мае 1906 года Грин высылают на четыре года в Туринск Тобольской губернии. Оттуда он моментально бежит в Вятку, где с помощью отца получает паспорт на имя Мальгинова и едет в Петербург.
Литература и успех
Эсеровская деятельность надоедает Грину. Он аттестует коллег по революционному движению как “бесполезных”, “мечтателей”, “утопистов” – да, но не в том ли упрекали самого Грина окружающие? За годы борьбы у него самого сформировался особый взгляд на будущее. Утопичный, филантропический, во многом сугубо прикладной, но весьма далёкий от кровопролития революции. “Когда миллионер подарит писцу виллу, оперную певицу и сейф, когда начальник тюрьмы выпустит заключенного, а жокей придержит своего коня ради соперника, которому постоянно не везёт – тогда все поймут, как это невероятно красиво и чудесно…”- так позже напишет Грин с какой-то невероятно фантастической верой в гуманизм. Летом 1906 года Грин пишет первые рассказы: “Заслуга рядового Пантелеева” и “Слон и Моська”.
Это остатки “революционного” в Грине, но рассказы не пришли к читателю – полиция конфисковала и сожгла весь тираж, хотя гонорар начинающий писатель получил. Начиная с декабря 1906 года рассказы Грина выходят в столичной печати. Это последние “революционные” рассказы: “В Италию” (псевдоним А.А. М-в), “Случай” (под псевдонимом А. Грин). В 1908 году выходи сборник рассказов “Шапка-невидимка”, целиком посвящённый эсерам, и на этом писатель навсегда рвёт с ними отношения.
В новой жизни Грина был успех и жена – молодая Вера Абрамова, “тюремная невеста”, поддерживающая заключенного Гриневского в севастопольской тюрьме. Рассказ “Сто вёрст вниз по реке” является в большей части автобиографическим, а Нок и Гелли, главные герои – это, соответственно, Грин и Абрамова. В 1910 году выходит второй сборник «Рассказы».
Большинство включённых туда рассказов написаны в реалистической манере, но в двух — «Остров Рено» и «Колония Ланфиер» — угадывается будущий Грин-сказочник. Действие этих рассказов происходит в условной стране, по стилистике они близки к более позднему его творчеству. Сам Грин считал, что начиная именно с этих рассказов, его можно считать писателем. В первые годы он печатал по 25 рассказов ежегодно. Грина принимают в круг известных писателей. Алексей Толстой, Леонид Андреев, Брюсов, Кузьмин принимают его как своего – но особенно близко Грин сходится с Александром Куприным.
В те годы Грин живёт яростно и жадно, получая за свои рассказы приличные гонорары и тут же спуская их в кутежах и карточных играх. Начинаются проблемы в семье, Абрамовой не нравится поведение мужа, о чём она не стесняется говорить ему в лицо. Летом 1910 года полиция узнает, что писатель Грин и беглый ссыльный Гриневский – одно и то же лицо. Но времена, в отличие от девятьсот пятого года, либеральные, и Грин отделывается двухлетней ссылкой в Архангельской области.
“Гринляндия” и дальнейший творчество
В ссылке Грин работает много и плодотворно. “Жизнь Гнора”, “Синий каскад Теллури”, “Дьявол оранжевых вод”, “Зурбаганский стрелок” – в этих произведениях формируется облик Гринляндии, фантастической страны с красивыми городами и странными людьми. По форме Гринляндия является полуостровом, расположенным в одном из тёплых южных морей. Остров активно колонизируется – некоторые из рассказов описывают быт и конфликты колонистов (Позорный столб). Крупные города: Лисс, Зурбаган, Гель-Гью расположены на побережье. Климат умеренный тропический.
Население самое пёстрое – от летающих людей до беглых каторжников, революционеров и матросов. Что характерно, описание государственного строя Гринляндии в книгах почти отсутствует. По сути, государство у Грина обезличенно-казённое, выраженное в чиновниках с сырыми лицами и мрачных министрах. Концентрацией образа “власти как зла” служит министр Дауговет из “Блистающего мира”. Властный, мрачный, подлый, Дауговет не останавливается ни перед чем, лишь бы сгубить “летающего человека” Друдда. Но Гринляндия богата добродетельными меценатами – например, Ганувер из “Золотой цепи” обустраивает жизнь юнги Санди, которого видит лишь несколько раз. Здесь есть капитан Грэй, который из домашнего мальчика, выросшего в богатой семье, становится капитаном своего парусника и находит верную Ассоль.
В 1914 году Грин становится сотрудником журнала “Новый сатирикон”. Продолжается его рост как профессионального писателя, а из-под пера выходят такие непохожие друг на друга вещи как задорный “Капитан Дюк” и сложнейшая психологическая новелла “Возвращённый ад”. К романам Грин не приступает – ему хватает толстейшего портфеля с рассказами, но с началом Отечественной войны становится на антивоенные позиции. “Баталист Шуан” становится манифестом пацифизма, но Грин переходит рамки дозволенного, и полиция снова идёт по его следу. В этот период писатель одинок – Вера Абрамова развелась с ним еще в 1913-ом году, устав от бесконечных кутежей мужа и его неуправляемого характера. В 1916 году умирает отец Грина, который раз за разом выручал и принимал сына. Портреты Абрамовой и отца Грин будет возить с собой до конца жизни.
Новая эпоха и лишний человек
После Февральской революции Грин возвращается из Финляндии, где он скрывался от сыщиков. Он принимает революцию как начало какой-то новой, невиданной эпохи, даже пишет путевой рассказ и несколько стихотворений на революционную тематику. Но уже после октября Грин начинает яростно критиковать “дивный новый мир”.
Он не принял новую жизнь гораздо сильнее, чем старую, не участвовал в собраниях и митингах, не подписывал писем, не лез к большевистским небожителям в друзья. Это не спасло: в 1919 году Грина призывают в Красную Армию, где он подхватывает сыпной тиф и лечится в Боткинских бараках. Здесь следует очень специфическое признание: Максим Горький присылает больному Грину мёд, чай и хлеб, а при демобилизации помогает с жильем и академическим пайком. Грин возвращается в Петербург, где получает комнату в “Доме искусств”, и живёт рядом с Гумилевым и Мандельштамом. Живёт сам. Попытка очередного брака в 1918 году с некой Марией Долидзе заканчивается крахом.
Остаётся лишь творчество и одиночество. Именно в комнатке “Дома искусств” создается феерия “Алые паруса”. В холодной сырой комнате, на минимальном пайке, в полутьме Грин превращает мечты в реальность, строя корабль, над которым затем поднимутся алые паруса. Эта сказка-фантазия, посвященная любви и красоте, становится вершиной творчества Грина. Следует всё то же специфическое признание со стороны Горького. “Буревестник” любит зачитывать отрывки из феерии перед гостями, среди которых присутствуют не последние люди в аппарате ЦИК РСФСР. На тот момент подобное признание и странная любовь со стороны “вестника революции” спасает Грина: от ЧК, от голода, от возвращения в Красную Армию.
В 1921 году Грин женится в третий раз. Его последняя избранница – Нина Николаевна Милонова, с которой они встретились ещё в восемнадцатом году в редакции “Петроградского эха”. Новая встреча произошла в двадцать первом году, когда отчаянно голодавшая Милонова продавала свои вещи на одной из толкучек. Спустя месяц они поженились, и Милонова сопровождала Грина до самого конца.
Военный коммунизм заканчивался. При НЭПе открылись частные книгоиздательства, а Грин, что называется, вернулся к жизни. Новый сборник “Белый огонь” был выпущен уже в 1922 году, тогда же Грин вместе с Милоновой перебирается на Пантелеймоновскую. Грин переходит к романам. Первый опыт большой прозы – “Блистающий мир” – был позитивно встречен критикой. На гонорар от романа и рассказов Грин устраивает пир, потом покупает квартиру в Петербурге, которую затем благополучно продает и вместе с Милоновой уезжает в Крым.
Причиной такого решения стала небольшая хитрость умной медсестры. Желая уберечь Грина от пьяных кутежей, Милонова притворилась больной, разыграв настоящую мини-драму. У писателя не оставалось никакого иного выхода, как уступить любимой женщине. Осенью 1924 года Грин покупает квартиру в Феодосии, где они с женой и обустроились, изредка навещая Максимилиана Волошина в Коктебеле. “Крымский” период творчества Грина – это романы, те самые, которые принесут ему известность мастера психологической прозы и фантасмагории. “Джесси и Моргиана”, “Золотая цепь”, “Дорога никуда” – именно благодаря имГрин и становится тем “писателем вечности”, хотя безусловный успех “Алых парусов” эти романы так и не смогли превзойти.
Свобода заканчивалась. Последние романы Грина был напечатаны с огромным трудом, т.к. издателя Л. В. Вольфсона арестовало ГПУ. “Джесси и Моргиана” вместе с “Дорогой никуда” стали последними изданными романами. В 1929 году Грину приходится продать квартиру в Феодосии и перебраться в Старый Крым – там жить дешевле. Ни заступничество Горького, ни поддержка друзей из центральных регионов России не спасают писателя и его жену.
Советская цензура прямо говорит писателю о том, что он “не сливается с эпохой”. Введена квота: по книге в год. Де-факто это творческое убийство Грина. Сознательная “пролетарская писательница” Лидия Сейфуллина запрещает Союзу писателей помогать Грину. Попытка летом 1931 года выбить в Москве издание книг проваливается, у Грина остается лишь одна возможность прокормить себя: охота и какая-то рыбалка. Этим они с Надеждой и живут. В мае 1932 года поступает сугубо номинальная и издевательская помощь на 250 рублей. К тому же она приходит на “имя вдовы писателя Грина”. Что это было – робкая попытка друзей или последствия шалости самого Грина – так и остается неизвестным. Александр Грин скончался 8 июля 1932 года, в городе Старый Крым, на пятьдесят втором году жизни. Причина смерти – рак желудка. Последний роман “Недотрога” остался недописанным.
Наследие и вечность
Писатель, бывший чужим в Российской Империи, не стал своим и для Советской власти. Космополит, буржуазный реакционер и духовный эмигрант – такое клеймо получил Грин от официальной критики. Иронично то, что рассказы и повести Грина продолжили издавать после его смерти. Первое “посмертное” издание – сборник “Фантастические новеллы” – вышел в 1934 году, причём в его издании активно участвовала Лидия Сейфуллина.
Вплоть до начала борьбы с космополитизмом произведения Грина были востребованы. В годы блокады по ленинградскому радио зачитывались отрывки из “Алых парусов”, в 1944 году на сцене Большого Театра был поставлен одноимённый балет. В сорок восьмом году стартует борьба с космополитизмом. Грина отвергают как чуждого “пролетарскому духу”, книги изымают из библиотек. Такое положение дел продолжалось до смерти Сталина в 1953 году.
Возвращение Грина широкому читателю началось с оттепелью. Усилиями Паустовского, Олеши и ряда других писателей были изданы произведения мастера, а полученный за издания гонорар был передан Нине Николаевне. Здесь стоит отметить, что жизнь вдовы писателя и после смерти Грина не была усыпана розами: она осталась в Старом Крыму, в саманном домике, ухаживая за больной матерью. В годы войны была в немецкой оккупации, работала в местной газете, в 1944 году была угнана в Германию. В сорок пятом вернулась, за “измену Родине” отбыла полных десять лет. В годы заключения продуктами и вещами ей помогала первая жена Грина – Вера Павловна Абрамова.
Выйдя из лагеря по амнистии, Нина Николаевна вернулась в Крым. Последовала длительная и упорная борьба за старое жильё, за наследие Грина, но партийные власти Крыма упорно стояли на своем. “Мы за Грина, но против его вдовы” – так сформулировал положение один из секретарей крымского обкома. Нина Николаевна Грин скончалась 27 сентября 1970 года в киевской больнице. Возникли проблемы с захоронением: партийные чиновники, раздражённые утратой саманного домика Гринов (где весьма хозяйственно разместили курятник), запретили хоронить супружескую пару вместе. Нину Николаевну оставили в дальнем углу кладбища, но через год шестеро самых преданных друзей перенесли гроб вдовы и перезахоронили рядом с мужем.
Остались рассказы, стихи и романы Грина. Что же в них особенного для читателя? И читатели старой России, и советской эпохи, и современные видят в Грине исключительно сказочника, мастера фантасмагории, который ушёл в мир своих фантазий, спасаясь от грубой реальности.
За пределами читательского внимания остается Грин-психолог, знаток человеческих душ. Здесь характерен пример романа “Джесси и Моргиана”. Трагическая история двух родных сестер, которые вынуждены делить один дом. Старшая и некрасивая сестра смертельно завидует младшей. Разность характеров, разность образов жизни, и тяжёлый характер Моргианы против лёгкого и весёлого характера Джесси – всё это ведет к трагической развязке. Сама Моргиана являет собой облик чистого зла. Да, она некрасивая – но это не повод ожесточаться против всего мира, тем более что перед ней не стоит вопрос выживания. Джесси и Моргиана всем обеспечены и не заняты борьбой за кусок хлеба.
И зло Моргианы становится карикатурным, глупым, но трагическим. Моргиана совершает глупейшие, но роковые поступки. Пытается отравить сестру (неудачно), столкнуть со скалы девушку, требовавшую восстановить справедливость (тоже неудачно), в конце концов совершает исключительную мерзость – бьёт камнем по голове девушку, которая имела несчастье посмеяться над Моргианой. Развязка трагедии вполне себе логичная. Моргиана умирает, и о ней помнит только девушка, которая пострадала от её рук. Только она приносит цветы на могилу Моргианы, не держа зла на совершенный ею проступок.
Здесь важен Грин как психолог. Он воплощает в Моргиане зло абсолютное и чистое, душевное и телесное, но глупое и бесполезное, беззубое и оттого трагическое. Никакого “генерального злодейства” Моргиана не способна совершить – хотя в течение книги усиленно старается. Совсем другой подход мы видим в “Золотой цепи”. Богатство, свалившееся на Ганувера, не приносит ему счастья. Любимая девушка подвергается шантажу со стороны местных бандитов, в его дом пробираются мошенники и подонки, а сам Ганувер смертельно болен.
Единственное, что может “всесильный” миллионер – это построить сказочный дворец с сотнями переходов и потайных комнат и осчастливить простого юнгу Санди. Золото здесь в роли абстрактной силы, а не концентрированного зла – чем грешили и старые авторы. Золотая цепь лежит в подножье статуи девушки Молли, но это “сила мертвая, сила недвижимая”. Ганувер владеет этой силой, может временами обращать на пользу своим друзьям – но ему не хватает моральных качеств и внутреннего стержня управлять этой силой. Цепь, как причуда ловкого пирата, который переплавил своё золото в набор блестящих звеньев, становится олицетворением власти денег. Слепой, стихийной, но Грин с помощью Ганувера показывает, что эта сила подконтрольна воле человека.
Пусть и дается это с большим и большим трудом. “Алые паруса” стоят здесь особняком. Фантастическая сказка, фантасмагория, которая стала гимном романтизма, на самом деле служит иллюстрацией к вопросу человеческой веры в чудо. Казалось бы, пророчество старика принесло бедной Ассоль больше неприятностей, чем радости. Но каждый из героев – и Ассоль, и Грэй – движутся к своей мечте. Грэй превращается из “маминого сынка” из богатой семьи в отважного капитана.
Его путь непрост: на каждом шагу Грэй доказывает и себе, и окружающим, что он может что-то большее, чем просто слова. Ассоль вместе с отцом окружена всеобщим презрением. И дело здесь не только в истории с пророчеством об алых парусах – отец Ассоль отомстил обидчику своей жены, но отомстил молча, чем вызвал среди жителей поселка ужас и гнев. Семья из двух людей живёт на гроши, которые выручает старый моряк за свои поделки.
Оба героя идут к своей цели несмотря ни на что. Фанатичная и фантастическая любовь Ассоль в чудо и такая же вера Грэя в конце концов находят друг друга. Торжество сказки над серой реальностью является вершиной феерии, но путь к счастью молодых сердец был труден и жесток. Красивая сказка “Алые паруса” является гимном не только любви как таковой, но и гимном человеческой воле и вере в чудо, без чего не мог жить сам Грин. Но герои его изменялись с жизнью самого писателя. Битт-Бой, весёлый матрос, который помогает людям, в рассказе “Корабли в Зурбагане” становится обреченным боцманом, который отправляется в своё последнее плаванье, чтобы любимая жена не видела его смерти…
Стилистические особенности творчества Александра Грина.Поэзия и проза
Язык Грина богат и своеобразен. “Ночной трактир “Астра” приютил с месяц назад бледного человека с породистым и пьяным лицом, одетого в нечто напоминающее одежду. Он просил милостыню и пропивал её. Его приставания к прохожим были подчас резки и уныло-назойливы, иногда — вежливы и своеобразно изящны. Он знал языки. В его манерах сохранился намек на большое и, может быть, блестящее прошлое. У него были седые виски и хриплый, но мягкий голос.
Среди нищих и хулиганов его звали “Жетон”, а настоящее имя выговаривалось: Леаль Ар. Часа полтора спустя после похищения шкатулки из виллы Ассун Жетон сидел в “Астре” у липкого столика без водки и табаку. По углам шептались или, посадив на колени женщин, спаивали их до истерики и потери сознания. Леаль Ар думал о беспроволочном телеграфе Маркони. Он любил, выбрав какой-либо предмет, чуждый печальному настоящему, мысленно уходить от “Астры” и самого себя” (из рассказа “Леаль у себя дома”). Здесь в двух абзацах описан самый обычный пьянчуга.
Но мы видим, что перед нами опустившийся, но некогда успешный человек, знающий языки и сохраняющий остатки былого величия и память о светлых днях. В двух словах – всё, что можно сказать, если бы кто-нибудь из нас увидел бы Жетона в таверне. “Набережная представляла обычную картину неторопливого уличного движения; катились подводы с бочками, трусили извозчики, пешеходы, с опасностью для жизни, устремлялись наперерез трамваю, на углу дремал газетчик.
Посмотрев в сторону Николаевского моста, шкипер увидел человека, который являл собой странную и значительную, по военному времени, картину, буйно размахивая руками, мотая головой, шел он, шатаясь, как под градом ударов, в определенном, но в то же время и в неопределенном направлении ходом коня, постепенно приближаясь к Мустаняйнену, смотревшему на него с чувством благоговейной зависти. “Перкеле!” – сказал шкипер, вспоминая старые времена, когда по снежной финской дорожке летел он, пьяный как дым, на сытой лошадке, и рвал вожжи, и пел сколько хотелось.
В силу этих воспоминаний Мустаняйнен проникся симпатией к неизвестному, издалека рассматривая счастливца зоркими морщинистыми глазами. “Счастливец” был в поношенной чиновничьей форме, невысок, сутуловат и небрит, а физиономией напоминал бабу, которой приклеили бачки и щетинистые усы. Было ему лет сорок — сорок пять. Подойдя к Мустаняйнену, чиновник утвердил расползающиеся ноги на мостовой, сделал рукой неопределенное заверение в неких невраждебных…” (из рассказа “Тайна дома сорок один”). Тут мы видим описание петербуржской жизни, которая представляется глазам приезжего в город.
Суета мира и большого города, который живёт своим, особым темпом. Описываемый “Счастливец” является органической частью грязноватого и суетливого мира, органично вписываясь в обстановку. Характерный налет “иностранщины” у Грина смешивается с вполне русскими именами и прозвищами. Матрос Летика в “Алых парусах” – это ни что иное, как переиначенная фраза “лети-ка”, адресуемая ловкому парню. Капитан Дюк – создан под влиянием историй об основателе славного города Одессы. Матрос Куркуль, бежавший с корабля после ухода капитана, характерен и по фамилии, и по поведению (“куркуль” с малороссийского – кулак).
“Привкус” западной книжности и странных имён не портит общего вкуса от сказочного романтизма Грина. Наоборот – эти элементы как бы закрепляют общую “фантастичность” мира, созданного воображением писателя. Поэзия Грина ещё более характерна. В ней он играет со словами и образами сильнее, чем в прозе. В поэме “Ли”, посвященной Куприну, читаем такое:
Как позабыть его лицо? —
Оно светло; глаза
Улыбкой странною блестят,
Но нет тревоги в них,
Как будто истина навек
Принадлежит ему.
О, эта истина! Заметь,
Что истин много. Им
Отведены часы и дни.
Царь Истина — весь мир.
Царь Истина… такая есть,—
Ее-то знает ЛИ.
Она проста на первый взгляд,
Не очень мудрена,
Когда захочет человек
Умом ее понять.
Ну, кто научно объяснит
Движенье сердца мне?..
Душа живого сердца — ЛИ,
Вот кто такой он есть;
Когда приходит он — тебе
Приятно и легко.
На знамени его всегда
Написано «ПРИВЕТ!»
Не человек он — нет. И он
Явился мне во сне,
Когда голодный я заснул
В пакгаузе пустом;
Вдруг разбудил меня толчок
Приветливый в плечо.
Я встал. Тут крыс унылый писк
Вернул меня стремглав
К действительности злобной. Я
На свет луны смотрел
И думал: «Это мне со сна
Почудился толчок».
Как серебро в смоле, сиял
Холодный диск луны.
У ног моих застыл, дымясь,
Ее молочный луч.
Она смеялась надо мной
Из дали темных бездн.
“Душа живого” здесь получает своё имя, она живая, воплощенная. А вот в антивоенном памфлете “Звери о войне” мы читаем такое:
Медведь
Вчера охотники стрельбу по мне открыли,
Да как! Не пулями, а сундуками били!
Я, знаете, дремал;
Вдруг, в полуночный час, «трах, трах!» —
Запело здорово в ушах.
От страха я упал.
Куда ни повернись — все «бум!» да «бум!».
Побрел я наобум.
Меж тем — то сбоку трахнет,
То чуть не под носом, визжит, свистит и пахнет
Ужасной гарью. Наконец, прошло
Сметенье леса; в норму все вошло.
Иду я перелеском,
Смотрю: охотник спит, ружье играет блеском…
Затрясся я — однако подошел,
Обнюхал… Мертв он был, — я мертвеца нашел!
Ну, думаю, попал в себя случайно!
Однако ж подозрительная тайна
Явилась далее: здесь много было их
Все мертвых и в крови — охотников таких…
Белка
А белка, ворочая шишку,
Пропела кокетливо мне:
«Я этого бедного мишку
Вполне понимаю, вполне!
Теперь шутники, для потехи,
Лес темный исследовав весь,
Свинцовые стали орехи
Нам, белкам, разбрасывать здесь.
Но странно смотреть на иного
Бредущего тут шутника, —
Когда он упал, и немного
Дрожит, замирая, рука…
Он в полости нежной и зыбкой
Бледнея отходит ко сну.
И смотрит с застывшей улыбкой,
Как я пробегаю сосну
Растерянные и испуганные звери обсуждают войну, которая пришла в их лес. Тему антивоенной риторики продолжает стихотворение “Отставший взвод”:
В лесу сиял зеленый рай,
Сверкал закат-восход;
В лесу, разыскивая путь,
Бродил отставший взвод.
День посылал ему — тоску,
Зной, голод и… привет;
А ночь — холодную росу,
Виденья, сон и бред.
Блистала ночь алмазной тьмой,
Трещал сырой костер;
Случалось — в небе пролетал
Огнистый метеор,
Как путеводная звезда
В таинственную даль,
Чертя на жадном сердце след,
Далекая печаль;
А в серебре ночной реки,
В туманах спящих вод
Сиял девичьих нежных лиц
Воздушный хоровод.
В дыму над искрами вились
Ночные мотыльки
И изумрудный транспарант
Чертили светлячки;
И гном, бубенчиком звеня,
Махая колпаком,
Скакал на белке вкруг сосны,
Как на коне верхом;
И филин гулко отвечал
Докладам тайных слуг:
«Я здесь людей не примечал;
Теперь их вижу… Хуг!»
Всех было десять человек,
Здоровых и больных;
Куда идти — и как идти —
Никто не знал из них.
И вот, когда они брели
В слезах последних сил,
Их подобрал лесной разъезд,
Одел и накормил,
Но долго слышали они
До смерти, как во сне,
Прекрасный зов лесных озер
И гнома на сосне.
Красота коснулась солдатских душ, подарив сказку в условиях, когда вокруг царит смерть и безумие. И в этом типичная для Грина игра в сказку, но она искривляет тяжелейшую реальность, в которой всё сложнее, чем в книге. Феерия Грина выражается не только в построении лексики, но и в сюжетной линии. “Алые паруса”, многократно упомянутые в этой статье, представляют собой ярчайший пример чистой “сказки-фантазии” на фоне моря и красивой природы. Мечтательница Ассоль, мечтатель Грэй – и их судьбы сплетаются воедино. Рассказ “Леаль у себя дома”, процитированный в начале раздела, являет собой другую фантасмагорию, более печальную. Опустившийся бездомный соглашается на предложение друга-вора поучаствовать в шантаже, приводит себя в порядок, одевается в чистое… И оказывается, что письма украли из его бывшего дома. Фантастическое у Грина сплетается с бытовым. Доблестные герои всегда получают достаточно прагматичных спутников, которые привносят в сказку толику реализма. Именно в этом состоит талант Александра Грина – сказочника, революционера и вечного мечтателя.
Список литературы:
А. С. Грин. Полное собрание сочинений в шести томах.
Полная библиография А. Грина, сайт “Лаборатория Фантастики”
“Гринляндия”. Сайт о творчестве А. Грина: http://newfoundglory.ru
Васюченко И. В. Одинокий игрок. Литературно-художественный журнал «Ковчег». — Ростов-на-Дону, 2007. — № XIII(2). — С. 148—209. — ISBN 978-5-91011-028-5.
Щеглов М. Корабли Александра Грина// Новый мир. — 1956. — № 10.
