В прошедшие выходные я выбрался за город. Небольшой дачный перелесок возле здоровенного заповедника украшала всем знакомая Пятерочка. Безобидные сканворды и кроссворды, брошюрки об огородничестве и глянец, под блеском которого сияют лица вурдалаков из Аншлага, лежали вперемешку с сатанинскими манускриптами по бытовой магии. На полке ни одного православного журнала. Нет даже непотопляемых флагманов литературы для пенсионеров, – газет “ЗОЖ” и “Жизнь”. Только кухня, огород, загадки да анекдоты, и безумные трактаты с заговорами на хлеб и соль и обрядами против долгов. Если закрыть глаза на журналы “Дилетант” и “Вокруг Света”, то это все что вы можете купить почитать в 100 километрах от Москвы.
В 1856 году Герцен вспоминал из Лондона о чарующей русской деревне:
“В нашей бедной, северной, долинной природе есть трогательная прелесть, особенно близкая нашему сердцу. Сельские виды наши не задвинулись в моей памяти ни видом Сорренто, ни Римской Кампаньей, ни насупившимися Альпами, ни богато возделанными фермами Англии. Наши бесконечные луга, покрытые ровной зеленью, успокоительно хороши, в нашей стелющейся природе что-то мирное, доверчивое, раскрытое, беззащитное и кротко грустное. Что-то такое, что поется в русской песне, что кровно отзывается в русском сердце.
<…>
С детских лет я бесконечно любил наши села и деревни, я готов был целые часы, лежа где-нибудь под березой или липой, смотреть на почернелый ряд скромных, бревенчатых изб, тесно прислоненных друг к другу, лучше готовых вместе сгореть, нежели распасться, слушать заунывные песни, раздающиеся во всякое время дня, вблизи, вдали… С полей несет сытным дымом овинов, свежим сеном, из лесу веет смолистой хвоей и скрипит запущенный колодезь, опуская бадью, и гремит по мосту порожняя телега, подгоняемая молодецким окриком…”
Дальше идёт понятная белиберда о голодных крестьянах, жизнь которых в тысячи раз хуже жизни в вымершей от голода Ирландии. Царь плохой.
А ведь это всё потому, что Герцен вырос на поэмах об Оссиане, на Шиллере и Гёте, и лёжа где-нибудь под березой или липой читал иностранные книги в твёрдых переплётах, а не брошюры по народному колдовству. И тираж его книг был песчинкой в сравнении с тиражами “Кулинарной Магии”.
Немного расстроившись вначале, я, покумекав, решил: “Пускай уж лучше дачники ворожат на еду.”
