99 лет назад началась Великая война. Подлинная Вторая Отечественная. Германская, как потом уважительно называли ее ветераны. Первая мировая, как нейтрально зовут ее «россияне». «Империалистическая», как называла ее большевистская сволочь.
Война, в результате которой XX век получил бы наименование «русского», ибо она должна была закончиться невиданным, поистине мирового масштаба триумфом России. Война, выигранная русским Царем, русским офицером (шедшим в атаку во весь рост, не кланяясь пулям, а потому к 1917 году большая часть старого офицерского корпуса была выбита), и русским мужиком; и проигранная «либеральным» обществом и придворно-бюрократическими кругами, которые в ключевой момент всей нашей истории образовали преступную шайку, совершившую государственный переворот.
Переворот, уничтоживший ЗАКОННУЮ РУССКУЮ ВЛАСТЬ.
Переворот, уничтоживший ВЕЛИКУЮ РУССКУЮ АРМИЮ.
Переворот, уничтоживший НАСТОЯЩУЮ РУССКУЮ РОССИЮ.
Переворот, установивший антирусский режим, находящийся у власти и по сей день. Идеологический вектор в данном случае значения не имеет.
А 99 лет назад ничего не предвещало такого исхода, кроме, может, пророческих слов Столыпина: «Дайте государству 20 лет покоя внутреннего и внешнего, и вы не узнаете Россию!». Но 19 июля (1 августа н. ст.) внешний покой был разорван треском международных телеграмм. России предстояло великое испытание, которое было встречено русским обществом стоически, совершенно по-римски.
«Что-то неописуемое делается везде, что-то неописуемое чувствуется в себе и вокруг… Какой-то прилив молодости. На улицах народ моложе стал, в поездах — моложе… Все забыто, все отброшено, кроме единого помысла о надвинувшейся почти внезапно войне, и этот помысл слил огромные массы русских людей в одного человека…
Дрожит напряжением русская грудь и готовится вступить в пасхальную “красную” годину исторических судеб своих, дабы подвигом и неизбежною кровью купить спасение тех остатков братских народов, одна половина которых лежит мертвыми костями под тевтонским и мадьярским племенем, а за другую, еще живую половину наших братьев, теперь пойдет последний спор и окончательная борьба. В русском народе — глубоко историческое чувство. Он сознает громаду свою, мощь свою; он знает, что мощь и громада эта “не напрасно лежат у Бога”. И знает также, что множество народов смотрят на эту громаду: одни — с ревнованием, ненавистью и опасением, другие — с надеждою, как на покров и щит свой. И вот пришел год испытания, “крепок” ли щит этот, надежен ли этот покров?
…Да не будет малодушного между нами. Сейчас одна мысль: об единстве, крепости духа, твердом стоянии перед врагом. Будем все как один человек, будем как в войну 12-го года. Это — вторая “отечественная” война, это — защита самых основ нашего отечества», — писал в грозные июльские дни (июльские по русскому национальному юлианскому календарю, это ныне мы отмечаем начало Великой войны 1 августа) В. В. Розанов, известнейший публицист националистического «Нового времени».
У нас были великие победы, но были и горькие отступления. Кровью окрашивались мазурские и полесские болота, кровью освящались древние русские волынские и галицийские леса.
И когда на второй год войны генералы дрогнули от мощного удара германской армии (на западном фронте французы носа не показывали из своих укреплений, и у немцев была возможность сконцентрировать силы на восточном направлении), Император принял единственно верное решение — в августе 1915 года он сам стал во главе своих войск. Положение на фронтах выправилось, и под непосредственным руководством Государя Россия шаг за шагом приближалась к Победе. Именно так: к Победе с большой буквы!
Полк георгиевских кавалеров в остроконечных суконных шлемах, напоминавших шлемы древнерусских воинов князя Олега и Владимира Мономаха, и в шинелях, стилизованных под стрелецкие кафтаны времен царя Алексея Михайловича, готовились пройти маршем Победы по улицам Берлина и Констанинополя… но противники России и лично Императора Николая сорвали Золотой Русский Триумф, перед которым уже готовы были померкнуть древние триумфы Александра Македонского и Траяна.
«— Как, Ваше Величество, представляете вы себе общие основания мира?
После минутного раздумья, император отвечает:
— Самое главное, что мы должны установить, это уничтожение германского милитаризма, конец того кошмара, в котором Германия нас держит вот уже больше сорока лет. Нужно отнять у германского народа всякую возможность реванша. Если мы дадим себя разжалобить — это будет новая война через немного времени… Вот как, приблизительно, я представляю себе результаты, которых Россия вправе ожидать от войны и без которых мой народ не понял бы тех трудов, которые я заставил его понести. Германия должна будет согласиться на исправление границ в Восточной Пруссии… Познань и, может быть, часть Силезии будут необходимы для воссоздания Польши. Галиция и северная часть Буковины позволят России достигнуть своих естественных пределов — Карпат… В Малой Азии я должен буду, естественно, заняться армянами; нельзя будет, конечно, оставить их под турецким игом… Наконец, я должен буду обеспечить моей империи свободный выход через проливы…
Мысли мои еще далеко не установились. Ведь вопрос так важен…».
Это цитата из разговора Императора Николая II с французским послом в Петербурге Морисом Палеологом в ноябре 1914 года, тем самым Палеологом, послом союзной державы, которую мы в той войне не раз спасали своей русской кровью и на Восточном фронте, и на Западном — русский экспедиционный корпус, о присылке которого умоляли французы, — тем самым Палеологом, который сыграет свою темную роль в заговоре генералов и думцев через 2,5 года. То, что Ленина финансировали немцы, понять можно: это война. A la guerre comme a la guerre. А вот то, что других революционеров финансировали наши союзники, гораздо омерзительнее. И за эту мерзость ни французы, ни англичане еще не покаялись.
Между тем, «неясные мысли», высказанные Императором в 1914 году, вскоре обрели вполне четкие и обоснованные формулировки:
«…Вопрос о Константинополе и проливах должен быть окончательно разрешен и сообразно вековым стремлениям России.
Всякое решение было бы недостаточно и непрочно в случае, если бы город Константинополь, западный берег Босфора, Мраморного моря и Дарданелл, а также южная Фракия… не были впредь включены в состав Российской империи.
…В силу стратегической необходимости часть азиатского побережья, в пределах между Босфором и рекой Сакарией.., острова Мраморного моря, острова Имброс и Тенедос должны быть включены в состав империи…
Императорское правительство льстит себя надеждой, что вышеприведенные соображения будут приняты сочувственно обоими союзными правительствами. Упомянутые союзные правительства могут быть уверены, что встретят со стороны императорского правительства такое же сочувствие осуществлению планов, которые могут явиться у них по отношению к другим областям Оттоманской империи и другим местам», — говорилось в меморандуме министра иностранных дел Российской империи С. Сазонова послам Франции и Англии в феврале 1915 года.
Еще через год, летом 1916-го, по инициативе великого князя Николая Михайловича была учреждена комиссия по подготовке будущей мирной конференции, дабы заранее определить, каковы будут пожелания России. Мы должны были получить Константинополь и проливы, а также турецкую Армению. Польша должна была воссоединиться в виде королевства, состоящего в личной унии с Россией. Государь заявил (в конце декабря) графу Велепольскому, что свободную Польшу он мыслит как государство с отдельной конституцией, отдельными палатами и собственной армией (по-видимому, имелось в виду нечто вроде положения царства Польского при Александре I, сейчас это выглядело бы наподобие положения Канады и Австралии в Британском Содружестве).
Восточная Галиция, северная Буковина и Карпатская Русь подлежали включению в состав России. Намечалось создание чехословацкого королевства; на русской территории уже формировались полки из пленных чехов и словаков. Государь, видимо, сочувствовал мысли об ослаблении Пруссии и об усилении за ее счет других германских государств. Наконец, Россия обещала поддерживать требования Франции относительно Рейнской области.
Но для этого нужно было приложить последнее усилие. «Всемирно-историческая задача» России на 1917 год России была озвучена в приказе по армии 12 декабря 1916 г.:
«…Враг еще не изгнан из захваченных им областей, достижение Россией созданных войною задач, обладание Царьградом и проливами, равно как и создание свободной Польши из всех трех ныне разрозненных ее областей еще не обеспечено…
…Священная память погибших на полях доблестных сынов России, не допускают и мысли о мире до окончательной победы над врагом, дерзнувшим мыслить, что, если от него зависело начать войну, то от него же зависит в любое время ее кончить…
Будем же непоколебимы в уверенности в нашей победе, и Всевышний благословит наши знамена, покроет их вновь неувядаемой славой и дарует нам мир, достойный наших геройских подвигов, славные войска Мои, мир, за который грядущие поколения будут благословлять вашу священную для них память».
Вероятно, в 2017 году мы бы отпраздновали столетие Великого Русского Триумфа. Именно в 2017-ом, а не в 2018-ом, ибо Первая Мировая война продлилась по 1918 год лишь потому, что произошла русская революция.
«…Ни к одной стране судьба не была так жестока, как к России. Ее корабль пошел ко дну, когда гавань была в виду.
Она уже перетерпела бурю, когда все обрушилось. Все жертвы были уже принесены, вся работа завершена. Отчаяние и измена овладели властью [петербургской военной и гражданской бюрократией. — О. В.], когда задача была уже выполнена. <…> Никаких трудных действий больше не требовалось: оставаться на посту; тяжелым грузом давить на широко растянувшиеся германские линии; удерживать, не проявляя особой активности, слабеющие силы противника на своем фронте; иными словами — держаться; вот все, что стояло между Россией и плодами общей победы.
В марте царь был на престоле; Российская империя и русская армия держались, фронт был обеспечен и победа бесспорна.
Согласно поверхностной моде нашего времени, царский строй принято трактовать как слепую, прогнившую, ни на что не способную тиранию. Но разбор тридцати месяцев войны с Германией и Австрией должен бы исправить эти легковесные представления. Силу Российской империи мы можем измерить по ударам, которые она вытерпела, по бедствиям, которые она пережила, по неисчерпаемым силам, которые она развила, и по восстановлению сил, на которое она оказалась способна.
В управлении государствами, когда творятся великие события, вождь нации, кто бы он ни был, осуждается за неудачи и прославляется за успехи. Дело не в том, кто проделывал работу, кто начертывал план борьбы: порицание или хвала за исход довлеют тому, на ком авторитет верховной ответственности. Почему отказывать Николаю II в этом суровом испытании?.. Бремя последних решений лежало на нем. На вершине, где события превосходят разумение человека, где все неисповедимо, давать ответы приходилось ему. Стрелкою компаса был он. Воевать или не воевать? Наступать или отступать? Идти вправо или влево? Согласиться на демократизацию или держаться твердо? Уйти или устоять?
Вот — поля сражений Николая II. Почему не воздать ему за это честь? Самоотверженный порыв русских армий, спасший Париж в 1914 г.; преодоление мучительного бесснарядного отступления; медленное восстановление сил; брусиловские победы [план Луцкого прорыва был разработан инспектором артиллерии 8-й армии генерал-майором Михаилов Васильевичем Ханжиным, позже — одним из видных деятелей Белого движения, а Брусилов оказался изменником, перешедшим к красным. — О. В.]; вступление России в кампанию 1917 г. непобедимой, более сильной, чем когда-либо; разве во всем этом не было его доли? Несмотря на ошибки большие и страшные, тот строй, который в нем воплощался, которым он руководил, которому своими личными свойствами он придавал жизненную искру — к этому моменту выиграл войну для России.
Вот его сейчас сразят. Вмешивается темная рука, сначала облеченная безумием. Царь сходит со сцены. Его и всех его любящих предают на страдание и смерть. Его усилия преуменьшают; его действия осуждают; его память порочат… Остановитесь и скажите: а кто же другой оказался пригодным? В людях талантливых и смелых; людях честолюбивых и гордых духом; отважных и властных — недостатка не было. Но никто не сумел ответить на те несколько простых вопросов, от которых зависела жизнь и слава России. Держа победу уже в руках, она пала на землю, заживо, как древле Ирод, пожираемая червями», — писал позже Уинстон Черчилль, в высшей степени объективно оценив роль Императора Николая в Великой войне.
Великой. Второй Отечественной. По-настоящему отечественной! Увы, она закончилась предательством и изменой. Потерей всей Западной России (Малороссии и Белоруссии), вместе с завоеванной в Великой войне Галицией, ныне это «Украина» и «Беларусь». Потерей Прибалтики, в том числе Латгалии — части Витебской губернии, ныне это «Латвия». Потерей Степного края и степных казачьих областей (ныне это «Казахстан»).
И кровь русских воинов, погибших в той войне, вопиет о Русском Реванше.
Великая война продолжается.
Текст: Олег Возовиков
