Всё же любо-дорого смотреть на старую эмигрантскую прессу, которая унесла с собой естественную тягу русских к соблюдению незыблемых, нигде не указанных и не прописанных традиций и преемственности.
Кажется, что эта тяга является не обычной человеческой тягой к упорядочиванию хаоса, который окружает нас. Она скорее похожа на важный элемент русского мироощущения и видения мироустройства.
«Если самовар, то бабушкин», — есть в этом что-то, согласитесь?
Вот и с прессой так. Листаешь очередной номер «Иллюстрированной России» и натыкаешься на персонажа, которого уже видел. На карикатуру, которую тоже, кажется, уже видел в другом номере.
Начинаешь судорожно искать — и да, вот оно!
Так у нас получилось с новогодними номерами за 1927 и 1928 год.
В первом случае, на обложке изображён милейший ангел, который олицетворял всё то, что было так дорого сердцу русского эмигранта в те годы: падение большевизма, единение, возвращение в Россию и расцвет новой русской государственности.
Во втором же случае мы видим, кажется, того же ангела (по крайней мере, нам хочется так думать), который спустя год сильно изменился: начал выглядеть как уставший от постоянной работы беспризорник. Дитя, которое не знает ласки, любви и родительской заботы, расклеивающее очередной рекламный баннер «Иллюстрированной России».
Почему нам хочется верить, что автор обложки изобразил того же персонажа?
Очень просто, ведь мы видим в этом символизм: еще один год на чужбине, еще меньше надежд на возвращение, постепенное закрепление статуса сирот за русскими, которые навсегда потеряли свою колыбель.
У них остаётся всё меньше времени на мечты.
Но дело не только в обложках. В номере за 1927 год мы заметили интересную карикатуру «Новогодние поздравления», но не совсем поняли, кем являлся персонаж в левом верхнем углу — то ли статный господин, то ли губернатор, то ли мэр, то ли просто собирательный образ зажиточного «буржуя».
Снизу же всё стало понятно: русские эмигранты поздравляют свою французскую консьержку.
Тем не менее, всё встало на свои места с номером за 1928 год, где, кажется, тот же господин (только не такой статный) принимал поздравления от горожан (дворника, трубочиста, почтальона, городового и т.д.), являясь при этом собирательным образом местного барина.
Очнувшись от, казалось бы, ужасного сна, он взглянул в окно и увидел Эфейлеву башню.
— А всё-таки, какой это был прекрасный, хороший сон!
